— Ты куда? — встрепенулась девочка.
— Щас!
Зашуршал мусор, заскрипели лестничные ступеньки. Потом внизу что-то брякнуло: не иначе друг впотьмах свернул одну из кринок.
Рыска, не выдержав, тоже подползла к проему.
— Иди сюда, — как раз окликнул Жар сдавленным голосом. — Помоги втащить!
Девочка свесилась в темноту, нащупала что-то холодное и шершавое, вцепилась, что есть сил потянула, и на чердачный пол встал большущий… горшок.
— Зачем он тебе?
— Сейчас узнаешь. — Жар посидел на верхней ступеньке, переводя дух, а потом решительно поволок добычу на середину чердака. — Принеси-ка пару досок, там вдоль стенки лежали.
Когда Рыска вернулась, друг успел поднять горшок, надеть на гнездо и плотно прижать горловиной к балке.
— Подпирай скорей! — прохрипел он, еле удерживая груз руками и плечом.
Девочка торопливо подставила доски под горшок — наискосок, шалашиком. Жар помог заклинить их посильнее, осторожно подергал — вроде крепко стоит.
Рыска боязливо прислушалась к нарастающему тревожному гулу изнутри.
— Пожужжат-пожужжат и издохнут, — заверил ее Жар. — Тогда спокойненько снимем и выкинем.
За установкой горшка девочка немного утешилась, но стоило детям забраться под покрывала, как она снова начала ворочаться и вздыхать.
— Расскажи мне еще что-нибудь, — попросил мальчик, отвлекая ее от тревожных мыслей.
— О чем? — удивилась Рыска.
— А все равно. О себе. О родителях.
— Не хочу. — Девочка натянула одеяло до ушей, но друг не отставал:
— Тогда просто байку. Только, чур, веселую!
— Ну-у-у… — задумалась Рыска. — Хочешь, расскажу, как дядька Хвель огурцы сажал?
— Конечно!
— Ладно, слушай, — немного оживилась девочка, поворачиваясь к другу. — Живет у нас в веске один мужик, ленивый-преленивый…
* * *
Рыска давно спала, а Жар, приподнявшись на локте, все глядел на подружку, задумчиво катая в пальцах фасолину.
Хорошо, что на чердаке было темно и девочка не заметила, что последних два раза мальчик перекладывал семя из руки в руку.
ГЛАВА 5
Даже одна крыса — сущее бедствие для амбара: что не сожрет, то перепортит.
Утро выдалось раннее, ясное, и Рыска проснулась до стука в потолок. Немножко полежала, прикидывая, долго ли еще до побудки, но потом сообразила, что Жара рядом нет. Девочка села, потянулась. Подпертый досками горшок стоял на месте и так злобно гудел, будто в нем варилось колдовское зелье.
Рыска выглянула из окошка, сонно щурясь на затянутый утренним туманом огород и пытаясь разобрать, кто из дворовых псов бродит по клубничной грядке — Репейка или ее сын Брех, уже переросший старую суку на голову, но такой бестолковый, словно этой самой головы у него вообще не было. На ночь собак спускали с цепей, и пес вечно норовил перемахнуть через забор и порыться в кротовьих кучах среди грядок. После чего кучи от грядок уже не отличались, а кроты и женка были очень недовольны.
Рыска призывно свистнула, надеясь, что Брех струхнет и вернется в будку. Тот действительно так и взвился… на задние лапы. Замотал головой, заполошно осматриваясь. Жар! Он-то там что делает? Проще Сашия из бездорожья вызвать, чем этого лентяя на прополку загнать, да еще в такую рань.
Мальчик заметил подругу, сердито погрозил ей, но из огорода все равно вылез. Прокрался вдоль стеночки к двери, воровато придерживая завернутую на животе рубашку.
— Ты что, Муха же нас убьет! — ужаснулась Рыска, когда Жар торжественно высыпая добычу на покрывало. Женка каждый вечер пересчитывала спелые ягоды и грозно обещала, что, если с утра будет хоть на одну меньше, — порки не миновать.
— Так ведь про белые она ничего не говорила, — рассудительно заметил воришка. — А они тоже вкусные, сла-а-аденькие…
— Краденое сладким не бывает!
— Ну, фначит, буфу дафитфя гойкими. — Мальчик запихнул в рот сразу две клубничины, только-только начавшие розоветь с одного бока. — Умм…
Девочка нехотя попробовала одну ягоду. Твердая и кислая, немножко похожа на сливу. Лучше бы в лес за черникой сбегали.
— Столько добра перепортил, она ж могла еще вдвое вырасти, — упрекнула Рыска друга.
— Ага, и достаться Пасилке с сестрами! Ну уж нет, — хорохорился Жар, скрывая досаду: он-то хотел порадовать подружку.
— Слышишь? — внезапно насторожилась девочка.
— Что?
— Бубенцы звенят! Кажется, хозяева возвращаются!
— Шутишь?! — не поверил друг. — Они ж только к ужину собирались, до города-то десять лучин пути. Что они, по темноте ехали?
Конец спору положил громкий стук в ворота и незнакомый встревоженный голос:
— Эй, хозяева, отворяйте! У нас тут человек помирает, помощь нужна!
Дети кинулись к лестнице. Растолкать храпящих в каморе батраков оказалось делом непростым: Жар слышал, как они возвращались уже после первых петухов[10], дурацки хохоча и спотыкаясь. Одно место вообще пустовало.
Когда толпа взъерошенных, злых мужчин вывалилась из сеней, у ворот уже стояли Фесся и дедок, ругаясь с незваными гостями.
— Да вы кто такие будете-то?
— Люди, разве не видно?!
— Люди разные бывают!
— Да свои мы, свои! В Копытье живем, поросят в город на продажу возили!
— Давай туда! — Жар схватил подругу за руку и потащил в противоположную сторону, к сараям. С колоды на низенький курятник, с курятника на крышу свинарника, а оттуда видно, что делается и но эту сторону забора, и по ту.
Перед все еще запертыми воротами стояла телега-двупряжка, но меж оглобель почему-то была только одна корова, неловко вывернувшая шею из-за перекошенной упряжи. Гостей оказалось трое: рослые усатые мужики в пыльной потрепанной одежде. У одного из носков лаптей выглядывали пальцы с черными ногтями, другой кутался в наброшенную на плечи дерюгу. На телеге лежало что-то длинное и неподвижное.
Пришельцы раздраженно уверяли, что они не разбойники. Батраки не сомневались, что разбойники именно это бы и говорили.
— Езжайте вон дальше по дороге, там веска будет!
— А ежели наш друг вот-вот помрет?!
— Нам труп в доме тоже не нужен! Пустишь во двор какую-нибудь холеру, сам потом месяц не отмоешься!
— Да где ж он холерный — раненый! На нас самих возле яра разбойники напали, всю выручку отняли. Шанек отдавать не хотел, так они его ножиком…
— Тетя Фесся! — неожиданно подала голосок Рыска. — Пустите их, пожалуйста! Они правду говорят.
— Ты что, их знаешь? — удивился Жар.
— Нет… но знаю, что не врут! — Девочка змейкой соскользнула с крыши и побежала к воротам.
Батраки вняли не то детскому гласу, не то совести и ворота таки открыли. Гости окриками и пинками (скорей, пока хозяева не передумали!) заставили усталую корову тронуться с места и затащить телегу во двор. Убедившись, что на ней действительно лежит раненый человек, а не куча мечей под тряпьем, хуторяне подобрели. Фесся побежала будить Муху, дедок, вроде как знавший толк во врачевании, послал детей за теплой водой и чистой ветошью.
Копытинцы расселись на песочке под стеной дома, не веря, что их мытарства остались позади. Батраки вынесли им остатки вчерашней гулянки: полкувшина крепкого, на меду и грибах, кваса, несколько кусков хлеба и копченую баранью ребрину. Гости жадно набросились на угощение, охотно отвечая на расспросы:
— Ага, на вчерашней ярмарке. По сребру ушли, они у нас хорошие были, подрощенные. Себе бы оставили, да побоялись, что не прокормим: неурожай же, лучше до весны на картошке просидеть, чем неделю мясцом побаловаться, а потом зубы на полку. Чего в городе не заночевали? Так в кормильне становиться дорого, с приличных улиц стража гоняет, а в трущобах боязно. Мы, как расторговались, сразу домой и поехали. Разложили лагерь возле Ледышкина яра, только каша сварилась — выходят из кустов. Мол, отдавайте кошели, добрые люди, — пришли люди злые…