— Ничего не выйдет у вас, мужики, — сказал я как можно громче и сам не узнал своего голоса. — Ничего не выйдет!
— Ты вот что, сопля, исчезни! — прошипел второй, будто безнадежно простуженный он был, с осипшим голосом. — Возьмем — и шито-крыто… А будешь шебурхать-ся — кишки вокруг шеи намотаем!
И прав я был: с ножами они! Блеснуло лезвие…
И тут, скосив глаза, увидел я в шаге-другом валявшийся на земле витой железный прут — кусок от арматуры… Метнулся к нему, схватил. Ну — это уже что-то! Не с голыми руками…
— Ах, падла такая, — закричал первый, тот, что грузнее был, с усами подковой. — Возникаешь? Попишем тебя, падлу такую…
— Не трогайте его! — услышал я за спиной страдальческий, почти плачущий голос Ыхласа. — Не трогайте!
Ыхлас подбежал и встал рядом со мной.
— Ты что, козел? — просипел „простуженный“. — Ты куда нас привел? Забыл, что делать должен?
— Не трогайте! — И голос у Ыхласа стал тверже, непримиримее. — Я привел — я и не дам!
Незнакомцы переглянулись, и первый — усатый, сплюнув, жестко и так, что мы услышали, сказал напарнику:
— Он же опосля этого заложит нас… Кончать надо. Пошли!
И они бросились на нас.
— Держись! — крикнул мне Ыхлас. — Я с тобой! — И сам тут же рванулся навстречу грабителям…
Я — за ним, сжимая прут — оружие свое.
Ыхлас — успел я заметить — отбил занесенную для удара руку „простуженного“, сам успел ударить его, но тут же, коротко вскрикнув, покатился по земле… Железным прутом с размаху полоснул я по ногам набегавшего бандита, и этот же прут спас мне жизнь: отмахнулся им от ножа, с которым налетел на меня уже „простуженный“…
И в эти секунды вдруг раздалось:
— Солтан, мы здесь!
— Осторожней, Солтан!..
Мчались к месту побоища наши ребята — Сергей, Ислам, Арслан…
Бандюг мы скрутили. Третий — водитель машины — уехал было „с места происшествия“, но на другой день милиция разыскала его.
Ыхлас получил глубокое ножевое ранение — в подреберье. Но по счастью, жизненно важные органы оказались не задетыми (это узнал я, разумеется, после). Он тут же на „скорой помощи“ был отправлен в больницу.
Началось следствие…
И это чудо, диковинное везение, что ребята из бригады подоспели в самый-самый момент… Они были в кино, после заглянули в городской парк, а возвращаясь в общежитие, решили забежать ко мне, на стройплощадку. Скучает, мол, там наш Солтанчик! Ислам даже предложил: „Тихонечко проберемся на территорию и напугаем!..“
Но без них нашлись пугать-то! Да как еще…
…Пишу под стук поездных колес и снова хочу вернуться к тому дню, когда наша бригада сдавала новый дом. Это второй уже с тех пор, как я каменщик. Первый был завершен нами в канун Нового года, а второй сейчас — к празднику Великого Октября.
И не оговорился я, назвав себя каменщиком. Пройдя выучку у Сергея (а по существу — у всей бригады), работал я уже самостоятельно.
Комиссия приняла наш дом с хорошей оценкой, а за досрочную сдачу его, да при отличном качестве, начислили нам премиальные. Вечером бригадир Суханбабаев пригласил всех нас к себе домой на праздничный плов. Ведь сдача бригадой нового дома — это праздник. Наверно, не нужно объяснять почему…
Так вот, Ягшылык, во второй половине дня — до того как пойти к бригадиру — с премиальными в кармане отправился я по магазинам. Купил себе шерстяной свитер, купил японскую шаль для мамы, и привлекла мое внимание красивая гуляка[2] — с необыкновенно тонкими, выразительными узорами. Прелестная вещица! Наверно, изготовил ее очень опытный, искусный мастер. Не мог я глаз оторвать… И знаешь, купил я эту гуляку! Для кого? А ты не догадываешься разве? Думал, что приеду в аул, увидимся мы с тобой… Надеялся, Ягшылык.
Ну, ладно… Гуляка лежит на дне моего чемодана, а поезд мчит в неведомую даль, куда-то на север, и я постараюсь рассказывать по порядку. Только не обращай внимания на плохой, неровный почерк: вагон потряхивает, и буквы получаются кривыми.
Вечером, в назначенный час, я появился в доме у нашего бригадира, и там была уже почти вся бригада. У Суханбабаева восемь детей, старший сын учится в университете, а младшенькая ходит в первый класс, и, бывая в этой дружной семье, отдыхаешь душой. Тут царят мир, лад, любовь, взаимное уважение. Я хотел бы, чтобы когда-нибудь у меня была бы такая же семья… Не смейся, пожалуйста (да-да, догадываюсь, что, прочитав это, ты рассмеялась!). А если серьезно: разве нельзя помечтать о хорошем?