Ну вот… Позже всех прибежал запыхавшийся Арслан и сказал во всеуслышанье: „Друзья, я только что из общежития. Туда принесли повестку из военкомата на имя Сол-тана. Его призывают в армию. Видите? Это она, повестка!..“
В общем, Ягшылык, этот бригадный вечер превратился в проводы: меня провожали на военную службу. Сколько сердечных слов было сказано, сколько песен спето… И бригадир Суханбабаев сказал: „К нам в коллектив год назад пришел мальчик, а на защиту Родины мы посылаем закаленного и умелого в труде юношу, молодого человека, который будет надежно держать боевое оружие в сильных рабочих руках!“ Я запомнил эти слова — и не потому только, что торжественно они прозвучали, а потому еще, что в них правда. За год я вырос, Ягшылык, я стал совсем другим, будто поднялся на высокую гору, откуда виден мне теперь весь мир.
Ыхлас горевал: „Уезжаешь, а меня не взяли…“ Он ведь теперь живет в нашем общежитии, в той же комнате, где жил я: с Сергеем, Исламом, Арсланом. Суд, который сурово воздал тем самым бандитам, в отношении Ыхласа ограничился условным наказанием, и когда он, подлечившись от ранения, вышел из больницы, Суханбабаев добился, чтобы его зачислили к нам в бригаду. С нашими парнями не пропадет!
Где буду служить — пока не знаю. Сразу же напишу тебе… А поскольку нет у меня твоей фотографии — буду доставать из чемодана гуляку и на ее сверкающей поверхности стану ловить твое отражение. Как это у меня получится? Выйдет, не сомневайся! А встретимся когда, она, эта гуляка, прошедшая со мной много дорог, вернется к тебе. Почему „вернется“? Она же твоя, а пока это мой талисман. На счастье!
Приедешь учиться в Ашхабад — обязательно посмотри жилые дома, которые я строил своими руками. В их солнечных окнах поймаешь мою улыбку! Смеешься? А вот как разыщешь эти дома — сама убедишься, что так. Называю тебе их адреса…
Стучат, стучат поездные колеса…
В вагоне, в котором мы, новобранцы, едем к месту своей будущей службы, — хохот, веселые голоса. Это утверждает себя в коллективе наш вагонный Василий Теркин — острослов, шутник, выдумщик с задорными глазами, в замшевой кепочке, которую он завтра сменит на пилотку. Как и мы все…
Строго хмурит брови сопровождающий нас сержант с эмблемами артиллериста на петлицах, но и он, прислушиваясь к очередной забавной истории Теркина, улыбается.
Я смотрю в окно.
Белые украинские хаты, белые березы…
Совсем другая, чем наша туркменская земля, но тоже своя, родная.
Что ждет впереди, что будет у меня там, „за далью горизонта“, — не знаю.
Но что не раз оглянусь я на минувший год и что он на всю жизнь, — это уж точно…
Каушут Шамыев
ТАЙНА СТАРОГО УЧИТЕЛЯ
Психиатр попросил меня раздеться.
Я снял рубашку.
— И брюки, — добавил врач.
Я выполнил приказ.
— Ого! Фигура — что надо. Занимаетесь спортом?
— Немножко.
— Хорошо. Допускаете какие-либо излишества?
— Я студент, доктор.
— Ягши. Хорошо, когда всё в меру. Одевайтесь.
Записав что-то в карточку, врач отложил ручку и поглядел на меня долгим взглядом. Я со страхом ждал его приговора.
— Ничего опасного, — как бы читая мои мысли, отозвался психиатр. — Вам никогда не бывать нашим больным, у вас всё в порядке. Педагогическая деятельность вам не противопоказана. Идите, молодой человек.
С самого детства мое воображение преследовали странные вещи — связка цветных карандашей и две стреляные пистолетные гильзы. Что это такое, я не мог понять, но перед окончанием университета я решил посоветоваться с психиатром.
Но даже и теперь, когда стало ясно, что со здоровьем у меня в порядке, все же какое-то смутное беспокойство не давало мне покоя.
У ворот диспансера я встретил знакомого из редакции республиканского радио, куда я иногда приносил свои рассказы и очерки.
— Ой, джан![3] — воскликнул маленький человек, имя которого было Ягму́р. — Ты что тут делаешь? Заболел?
— Да нет, так просто…
— Сюда так просто не приходят. А может быть, ты тогось, чуть-чуть? — И он покрутил пальцем возле виска.
— С чего это вдруг?
— Ты ведь поэт, а они всегда мозгами не в ту сторону.
— Это у тебя они не в ту сторону… — пробурчал я недовольно и поспешил попрощаться с неприятным человеком.
Направляясь к центру города, я старался забыть о цветных карандашах, гильзах и психиатре, но не так-то просто было это сделать. "А может быть, я действительно "тогось"? — думалось мне. — Ведь не может же здорового человека столько лет преследовать одно и то же виденье!.."