От Хивы до Серного завода, откуда начиналась колёсная дорога, нужно было пройти около 320 километров. Жизнь отряда наладилась быстро. Ежедневно производились наблюдения, сборы материалов, съёмка маршрута.
В конце декабря отряд подошёл к заводскому посёлку. Так окончились маршруты этого года. Но мы знали, что уже через несколько месяцев продолжим исследования Каракумской пустыни.
«Белые пятна» Центральных Каракумов
1935
Ни воды, ни корма малого,
А колодцы пусты.
Только ветры, ветры шалые
Да колючие пески.
В Кизыл-Арвате мы простились с железной дорогой, и наш отряд в составе 24 человек взял курс на север.
Караван растянулся метров на 250—300. 45 верблюдов несли около восьми тонн экспедиционного груза, продовольствия и воды. Своим запасом воды мы могли бы напоить сотню лошадей.
Нам предстоял большой путь с несколькими маршрутными «петлями». До Хорезма было два месяца пути в безлюдных песках, поэтому учитывались все потребности сложного и разнообразного экспедиционного хозяйства. Покачивались на верблюжьих спинах ящики с консервами, мешки с крупой, мукой, ячменём. На лучших и наиболее смирных животных везли крепко увязанный научный инструментарий астрономов и геофизиков. Первые два дня шествие замыкала небольшая, в десять голов, отара овец, которых ожидал печальный конец на ближайшей днёвке: из их мяса изготовлялась особым местным способом консервированная каурма. Месяцы изнуряющего зноя не могут испортить хорошо приготовленную каурму, заменяющую свежее мясо в однообразном экспедиционном меню.
Туркменской экспедицией 1934 года было проложено большое количество маршрутов по Каракумам. В частности, Заунгузский отряд занимался исследованием самой неизвестной и отдалённой части Каракумов — Заунгузья. Однако последние «белые пятна» на картах Туркмении оставались ещё не закрашенными. Поэтому работы Центрально-Каракумского отряда 1935 года преследовали ту же цель — комплексное географическое исследование оставшихся «белых пятен» и по возможности расшифровку их.
В программу отряда входило: определение астрономических пунктов, на основе которых можно будет составлять карты пройденных районов; гравиметрические наблюдения, дающие представление о глубинной структуре и тектонике пустыни; геологические исследования; глазомерная съёмка и определение абсолютных высот; геоботаническче работы, столь необходимые для выяснения здешних кормовых ресурсов и разрешения теоретических вопросов о происхождении каракумской растительности.
Разделившись на небольшие партии, наш отряд двигался на север, делая петли к западу и востоку от основной линии: город Кизыл-Арват — урочище Балаишем на Узбое — урочище Ортакую — урочище Пишке — город Ташауз. Целиком отряд собирался только на узловых колодцах, как было заранее условлено.
Район урочища Пишке считается одним из самых неисследованных в Каракумах. На запад от него многие экспедиции посетили старое русло Узбоя и Сарыкамышскую котловину. В конце XIX столетия на севере от Пишке побывал известный каракумский исследователь А. М. Коншин, а в 1914 и 1915годах работал геолог академик А. Д. Архангельский, который доходил до самого Пишке. На востоке быстрым темпом прошёл почвовед Н. А. Димо, впервые обнаруживший огромные и глубокие впадины и небольшое плато Ишек-Анкренкыр и кратко описавший их.
Через район наших работ из Геоктепе в Хиву, через колодцы Шинх и Лайлы прошёл в 1881 году для военной рекогносцировки поручик Калитин. Судя по описаниям Кали-тина, район его маршрута был тогда густо заселён, а в колодцах Лайлы была хорошая пресная вода. Но из наших проводников никто уже не помнил времени, когда лайлинские колодцы действовали, хотя на прекрасном, твёрдом и огромном такыре были отчётливо видны канавки для сбора воды.
В этом районе нашим отрядом впервые проводились детальные геологические и геоботанические работы, были определены три астрономических пункта большой точности и восемь экспедиционных малой точности, заложена густая сеть гравитационных точек.
Весь Пишкенский район очень интересен. Здесь можно видеть много разнообразных типов пустыни, местами припудренной перевеянными песками. На горизонте часто заметны горки — останцы, свидетели некогда существовавшего плато. В районе Пишке видны контакты разных геологических образований — песчаников заунгузской свиты, озёрных сарыкамышских отложений, современных песчаных скоплений и третичных морских осадков.
Близ урочища Пишке сохранилась древняя речная сеть, некогда жившая, а теперь мёртвая, сухая.
Поэтому нам казалось, что для науки, для дела исследования пустынь Туркмении район Пишке должен быть хорошо изучен. Где ещё в Каракумах мы могли встретить такое сочетание особенностей геологической истории? Именно здесь некогда бушевало море, а затем сюда приносили массу материала громадные водные потоки. Из песка, глин создавались отложения заунгузских кыров.
Ещё сравнительно недавно пески Пишке омывались волнами Сарыкамышского озера. Озеро было пресным, и жившие в его водах моллюски оставили много ракушек, сохранившихся до наших дней. Затем высохло и Сарыкамышское озеро. Ветер остался единственным хозяином в этих местах. Он перевевает и переносит песчинки и укладывает их, как художник, то в прихотливые гряды, то в барханы, то в бугры, красивой бархатной рябью украшая их поверхность.
Экспедиция должна была надолго задержаться в районе Пишке, но мы не знали, имеются ли там действующие колодцы. От этого зависело главное — сможет ли экспедиция выполнить задание.
Была ещё ночь, когда проводник нашего отряда Ходжа Казак проснулся и посмотрел на небо. На востоке ярко блестели крупные звёзды Ориона. В воздухе стояла прохлада, которая бывает только перед рассветом. Ещё несколько часов — и безжалостно будет жечь солнце, низко над землёй будет дрожать раскалённый воздух. А пока прохлада приятно освежала тело.
Одновременно с Ходжой Казаком поднялся и я. Уже давно не спалось, я только ждал, когда встанет проводник.
— Пора ехать, — сказал Казак. — Три звезды уже высоко в небе. Мы не успеем проехать ещё половину мезиля[5], как покажется солнце. Нужно торопиться, путь сегодня большой и жаркий.
Лагерь экспедиции спал. Тлели последние угольки костра. Складные койки сотрудников стояли в ряд у палаток. Верблюды разбрелись в поисках корма. Кони хрустели ячменём и тревожно фыркали, как бы недоумевая, зачем их седлают, когда весь лагерь на месте и никто не собирается грузить вьюки на верблюдов.
Вдвоём налегке мы уходили на север в разведку. В перемётных сумках — хлеб, во флягах — вода.
Многие колодцы в Каракумах в первые годы после революции были засыпаны басмачами. Экспедиция находилась у одного из таких колодцев. К нему она пришла после двухдневного перехода в надежде найти здесь воду. Но воды не было, и сухая воронка обвалившегося колодца заросла верблюжьей колючкой.
Отправляться дальше по неизвестному пути, не зная, где находятся колодцы, было безрассудно. Если и в следующем колодце нет воды, то верблюды, лошади и люди будут обречены на мучительную смерть.
До цели нашей разведки было 46 километров. Лошади бежали рысью. Вспугнули стадо джейранов. Стройные животные быстро уходили от нас, но нам было не до них; не сделав ни одного выстрела, мы продолжали путь. Солнце поднималось всё выше, становилось жарко. Пили мало, стараясь сохранить во флягах как можно больше воды.
В 12 часов подъехали к колодцам. В глубоких песчаных котловинах их трудно было найти. Первые два колодца оказались обвалившимися — пустые воронки в человеческий рост. Третий колодец темнел глубиной. Бросили кусок дерева — глухой звук. Неужели пуст? Взяли брезентовое ведро, насыпали в него песку, привязали за верёвку, опустили. Около 20 метров глубины. Ведро водили по дну в разные стороны. Подняли.
Воды нет. Понурые лошади обнюхивали сухой брезент. Нужно было скорее возвращаться в лагерь, чтобы завтра с рассветом всем караваном выбраться из безводного места. Но куда идти? Неужели назад, ни с чем? Ведь впереди вся работа.
5
Мезиль (мензиль) — туркменская мера пути, равная одному верблюжьему переходу (21—25 км). Иногда караван делает в день два мезиля — утром и вечером. Улу-мезиль — большой мезиль — переход без отдыха на 40—45 км.