В 1847 году Гоголь писал А. О. Смирновой: «…Я всегда, однако, держал себя вдали от них. Бывая у них, я почти никогда не говорил ничего о себе… Я видел с самого начала, что они способны залюбить не на живот, а на смерть… Словом, я бежал от их любви, ощущая в ней что-то приторное; я видел, что они способны смотреть распаленными глазами на предмет любви своей»23.
Константин Сергеевич Аксаков
Дом Аксаковых с начала 1840-х годов становится одним из центров славянофилов. С. Т. Аксаков не принимал активного участия в возникшей идейной борьбе, но его сыновья Константин и позднее Иван были одними из лидеров этого реакционного течения. Теми же интересами жили и дочери С. Т. Аксакова. Все это создавало ряд преград в развитии отношений Гоголя с семьей Аксаковых. Эти отношения были в значительной мере подорваны также изданием К. С. Аксаковым брошюры «Несколько слов о поэме Гоголя „Похождения Чичикова, или Мертвые души“», в которой он пытался исказить обличительную сущность творчества Гоголя. «…Он опозорился в глазах света на мне», — писал в связи с этим Гоголь 22 декабря 1844 года24. В конце жизни Гоголя его отношение к К. С. Аксакову нередко носит характер резко выраженной враждебности, в чем сам К. С. Аксаков признается в письме к брату Ивану: «Столкновения мои с Гоголем часто неприятны; в его словах звучит часто ко мне недоброжелательство и оскорбительный тон»25. Но, отгораживаясь от сектантской узости и чуждых ему идейных взглядов К. С. Аксакова, Гоголь в лице его отца, С. Т. Аксакова, всегда ценил тонкого и наблюдательного художника-реалиста.
В 1839 году, как вспоминает И. И. Панаев, «Аксаковы жили… в большом отдельном деревянном доме на Смоленском рынке. Дом… был битком набит дворнею. Это была… патриархальная, широкая, помещичья жизнь, перенесенная в город… Дом Аксакова и снаружи и внутри по устройству и расположению совершенно походил на деревенские барские дома; при нем были обширный двор, людские, сад и даже баня в саду»26[11].
По свидетельству С. Т. Аксакова, Гоголь в доме Требинова «бывал у нас почти каждый день и очень часто обедал»27.
Во вторник 17 октября С. Т. Аксаков писал своим сыновьям: «В прошедшую субботу (то есть 14 октября. — Б. З.) Гоголь читал у нас начало комедии „Тяжба“ и большую главу из романа (вероятно, „Мертвые души“). И то и другое — чудные созданья!.. он так читает или, лучше, играет, как никто! Лучшие актеры, мне известные, перед ним — ученики в театральном искусстве»28. К. С. Аксаков, сообщая своим братьям об этом же чтении, отмечал, что в числе собравшихся был «Панаев… Наконец приехал Гоголь, с ним Нащокин и М.С. (Щепкин)»29.
И. И. Панаев в своих воспоминаниях описал оригинальность приемов гоголевского чтения. Очевидно, чтобы более сконцентрировать внимание слушателей, Гоголь, несмотря на данное обещание, долго отказывался, «…нехотя подошел к большому овальному столу перед диваном, сел на диван, бросил беглый взгляд на всех, опять начал уверять, что он не знает, что прочесть, что у него нет ничего обделанного и оконченного… и вдруг икнул раз, другой, третий… Дамы переглянулись между собою, мы не смели обнаружить при этом никакого движения и только смотрели на него в тупом недоумении.
— Что это у меня? точно отрыжка? — сказал Гоголь и остановился.
Хозяин и хозяйка дома даже несколько смутились… Им, вероятно, пришло в голову, что обед их не понравился Гоголю…
Гоголь продолжал:
— Вчерашний обед засел в горле, эти грибки да ботвиньи! Ешь, ешь, просто черт знает, чего не ешь…
И заикал снова, вынув рукопись из заднего кармана и кладя ее перед собою… „Прочитать еще „Северную пчелу“, что там такое?…“ — говорил он, уже следя глазами свою рукопись.
Тут только мы догадались, что эта икота и эти слова были началом чтения драматического отрывка, напечатанного впоследствии под именем „Тяжбы“. Лица всех озарились смехом… Щепкин заморгал глазами, полными слез…
…Восторг был всеобщий; он подействовал на автора.
— Теперь я вам прочту, — сказал он, — первую главу моих „Мертвых душ“, хотя она еще не обделана.
…Все были потрясены и удивлены. Гоголь открывал для своих слушателей тот мир, который всем нам так знаком и близок, но который до него никто не умел воспроизвести с такою беспощадною наблюдательностью…
11
Все это владение давно перестроено. Оно находилось на месте нынешнего дома № 27 на Смоленской-Сенной площади и выглядело следующим образом. В центре стоял большой деревянный одноэтажный жилой с антресолями дом, несколько входов в который было со двора. На некотором отступе от правого крыла дома вправо стояла небольшая, также деревянная, жилая постройка. Площадь двора, уходя внутрь квартала, значительно выступала в обе стороны за счет соседних владений. Здесь стоял также большой жилой дом в два этажа, из которых нижний был каменный. Очевидно, в нем жил владелец Требинов. Возле стояло небольшое деревянное строение — «людская». Несколько построек хозяйственного типа (конюшни, сарай и т. п.) помещалось в разных местах двора.
В глубине правой, выступающей вбок части владения стояла беседка. В 1842 году Комиссия для строений в Москве выдает разрешение на дополнительную постройку еще двух зданий (вдоль улицы), предназначенных для лавок, что в значительной мере меняет «патриархальный», «помещичий» характер застройки, отмеченный Панаевым (ГИНТА. План владения 1842 г.).