Остров Святой Елены, ноябрь, 1815
Остров Святой Елены — это далеко не то место, где поездка доставит вам удовольствие. Такие ужасные дороги, такие ужасные горы, такие ужасные пропасти. Меня уверяли, что проехать придётся каких-то миль пять, но я уверена, что мне пришлось проехать все пятнадцать. За одной горой тут же следовала другая, но только ещё выше. Скалы громоздились одна на другую: я поистине верила, что оказалась в объятиях облаков. Но вот уж в чём я была абсолютно уверена, так это в том, что мне пришлось побывать один за другим в трёх различных климатах. После того как я выехала из города и всё то время, пока я добиралась до коттеджа «Браейрс», палящий зной солнца буквально сжёг кожу на моём лице и покрыл волдырями мои губы. Воздух был настолько удушлив, что я была на грани обморока.
Затем, когда я добралась до «Дома тревоги», проехав от коттеджа «Брайерс» всего лишь полторы мили, штормовой порыв холодного ветра сорвал с моей головы шляпу куда-то в глубь «Дьявольской Чашеобразной Впадины». Я вся сжалась от ожидания, что и я и моя лошадь последуют за шляпой, так как бедное животное едва стояло на ногах. Кое-как доехав до «Ворот Хата», одолев примерно три четверти мили от места потери шляпы, я обнаружила, что климат снова изменился, когда густой туман, стремительно опустившийся с пика Дианы, окутал меня с ног до головы и поверг на какое-то время в кромешную тьму. Неожиданно, словно по мановению волшебной палочки, этот плотный туман рассеялся, и моим глазам предстал очаровательный вид гряды зелёных гор, нависших над цветущей долиной. Я едва успела порадоваться прекрасной картине, созданной природой, как на меня хлынул проливной дождь, и пока я добиралась до ворот Лонгвуда, я успела промокнуть до нитки. Сначала я подумала, что мне несколько не повезло с погодой, но когда я спросила помогавшего мне слугу (коренного жителя острова), обычны ли здесь такие странные изменения погоды, он с удивлением посмотрел на меня и ответил, что «он ничего странного в погоде не видит, так как в этих местах[88] погода всегда такая».
По пути в Лонгвуд моему взору предстало такое обширное разнообразие экстравагантной смеси представителей разных национальностей, рас и национальной одежды, какое, я полагаю, нельзя встретить ни в одном другом месте земного шара, столь ограниченном по размерам, как остров Святой Елены. Вскоре после того как я выехала из города, я догнала группу китайцев с тележками, нагруженными багажом офицеров 53-го пехотного полка. Китайцы тащили эти тележки вверх по склону горы в лагерь полка. Трудно было представить себе более ужасное зрелище, чем вид этих несчастных, тащивших в гору тележки с поклажей невероятных размеров; но они выполняли очень полезную работу, выступая одновременно и в роли лошадей, и в роли людей. Уже подъезжая к «Дому тревоги», я встретила небольшую группу чернокожих рабов. Эти бедняги несли на своих головах такой тяжелый груз дерева, что я не могла не содрогнуться; я напряжённо ждала, что они вот-вот упадут под своей непомерной ношей, но, к моему удивлению, они спускались вдоль почти перпендикулярной тропинки скалы с такой легкостью и так проворно, словно на головах они несли пучки птичьих перьев.
Чуть позднее я встретила несколько невольниц, женщин и девушек, среди которых были и чернокожие, и с телами шоколадного цвета. Все они щеголяли нарядными муслиновыми платьями, сшитыми в Индии, красивыми серёжками и разноцветными бусами. Они гордо шли с таким самоуверенным и тщеславным видом, что, казалось, бросали вызов лондонским красавицам с улицы Бонд. Поначалу я вообразила, что они торопятся на какой-то светский бал. Но, ради любопытства бросив взгляд вниз на их ноги, чтобы увидеть, в каких же бальных туфельках собираются танцевать эти жизнерадостные дамы, я тут же поняла, что на них нет ни туфель, ни чулок. Прежде чем я кончила размышлять о тщеславии женщин в различных странах мира, как тут же была объята неподдельным ужасом при виде надвигавшейся на меня огромной телеги, которую волокли шесть волов. И этот кошмар случился в такой узкой части горной дороги, что у меня остался один выбор: или оказаться раздавленной между телегой и скалой, или устремиться вниз на самое дно огромной пропасти. К счастью, моей лошади, судя по её поведению, были совершенно неведомы мои страхи, и она ловко проскользнула между телегой и скалой, сохраняя невозмутимое спокойствие.
Немного придя в себя после встречи с телегой с волами, я вскоре была встречена приветствием бодрого звука барабанной дроби и веселого напева солдатских дудочек. Как выяснилось, я выехала к команде из двухсот солдат 53-го пехотного полка, которые на своих плечах несли части деревянных бараков, присланных из Англии для того, чтобы возвести в Дедвуде военный лагерь. Он будет находиться на плоскогорье на высоте двух тысяч футов над уровнем моря. Солдаты выглядели очень уставшими и явно нуждались в том, чтобы для поднятия настроения их подбодряла музыка. Командовали солдатами капитан и два младших офицера. Не прошло много времени после того, как я потеряла из виду этих солдат, как мне повстречался шумный отряд моряков в количестве ста пятидесяти человек, принадлежавших экипажу корабля его величества «Нортумберлэнд». Они тащили на себе огромные толстые деревянные доски для усовершенствования дома в Лонгвуде. Их сопровождали лейтенант и два гардемарина. Около Лонгвуда я встретила адмирала сэра Джорджа Кокбэрна и его секретаря. Уже после них мне повстречались два французских офицера в роскошной военной форме с двумя дамами в великолепных нарядах. Они совершали конную прогулку в сопровождении нескольких вышколенных французских слуг. Неподалёку от «Дома тревоги» мимо меня промчалась группа молодых наездниц, жительниц острова. Они ехали на страшной скорости, их бесстрашие казалось невероятным. Их сопровождал капитан-индус и два офицера, один — пехотный, а другой — артиллерист.
88
Читатель вспомнит, что «эти места» были единственными, где Наполеон мог совершать конные поездки или прогуливаться ради физических упражнений без сопровождения английского офицера; и даже в подобную погоду ему было запрещено заходить в любой жилой дом.