— А мы сумерничаем тут, — разжимая руки, сказала Орина. — Здоровайтесь.
Он несмело, как слепой, двинулся вперед и, едва различая в сумерках бледное лицо Стяньки, протянул руку.
— Здравствуй, Стеша!
— Здравствуй, Ваня!
Мать чиркнула спичкой. От света ли или от внутреннего волнения лицо Стяньки озарилось румянцем. Она неотступно смотрела на Ваню. Они не знали, что еще сказать. Выручила Орина. Подкручивая фитиль пятилинейной лампы, спросила:
— Получил, видно, наше письмо? — и заговорщически посмотрела на Стяньку.
Ваня вдруг почувствовал слабость в ногах. Сел на лавку.
«Наше письмо?!» — Так вот кто, значит, писал…
— Садись, Стеша, — пригласила Орина, орудуя с самоваром, — сейчас чай пить будем.
— Нет, я домой пойду. Меня ждут, — тихо ответила Стянька и вышла из избы.
— Она что, не работает разве в леспроме-то? — после неловкого молчания спросил Ваня, преодолевая волнение.
— Нет! — радостно ответила Орина.
Она сбивчиво, с пятого на десятое, стала рассказывать о последних застоинских событиях. Ваня слушал плохо. Он думал о Стяньке. И чувство, которое, как хотелось ему верить, было вырвано раз и навсегда, поднималось в нем с новой силой.
Ваня опасался, что Стянька после его приезда перестанет ходить к Орине. Но она пришла на другой же день. В обращении с Ваней была ровна, непринужденна, но больше разговаривала с Ориной, помогала по хозяйству. Ване было тяжело. Избегая встреч, он стал уходить из дома. Однажды утром, когда Ваня собирался на работу, а Орина доила корову, в избу вбежала Стянька, сильно чем-то взволнованная.
— Где тетка Орина? — не выпуская скобку, спросила она.
— Корову доит.
Стянька повернулась.
— Чего тебе ее? — спросил Ваня.
— Отец руку посек.
— И сильно?
— Да не очень. — Стянька улыбнулась. — Ты не беспокойся. Совсем немного. Чтоб не разболелась, хотела мочки[11] спросить.
— К фельдшеру надо везти, — сказал он, — в леспром. Тебе там знакомо!
Они встретились взглядами. Выражение растерянности появилось на лице Стяньки… Ваня понял, что все осталось по-прежнему.
— И то. Поеду, — тихо сказала Стянька. — Верно. Поеду в леспром.
После этого разговора Стянька перестала ходить к Орине.
Вспоминая все это, Ваня стоял на дворе и не замечал, как волны снежной пыли обдают его разгоряченное лицо.
А в избе за столом шел все тот же разговор. Орина рисовала картины счастливой старости, когда в доме любящий сын, любящая сноха и чумазые озорные внучата.
Уже остыл самовар, уже и пламя умолкло в печи, а все льется и льется мерная и ласковая речь старушки.
Андрея охватила приятная теплота.
Очнулся он, когда в избу вошел Ваня.
— Метет на дворе, — сказал юноша, впуская в избу ветер и снег.
— Ах, черт! Опять забьет все, — откликнулся Андрей. — Задержится учет хлеба!
8
Действительно, еще с вечера на озере, над синими гривками сугробов, стали вспыхивать белые дымки. Скоро сплошной пеленой побежала колючая поземка. А ночью разыгралась настоящая метель. Снежные вихри бились о стены, о заплоты, вырывались из тесных переулков на простор и летели невесть куда через озеро Кочердыш.
Телефонограмма вызывала Батова в соседнее село Чумеево на кустовое совещание коммун, но о поездке нельзя было и подумать. И Батов решил утром пораньше, несмотря на непогоду, начать переучет общественного семенного и продовольственного хлеба.
Только положили на весы первый мешок, прибежал посыльный из сельсовета:
— К телефону, товарищ Батов, срочно!
Вызывали из райкома. Говорил сам Храмцов.
Знакомый голос загудел в трубке:
— Это что за самодурство? Почему не отвечаешь на телефонограмму?
Батов сказал, что выехать невозможно.
— Ерунда, — оборвал Храмцов. — Разговорчики в пользу бедных. Приказываю выезжать.
В телефоне щелкнуло. Это секретарь повесил трубку.
— Приказы-то как мы любим! — Андрей чертыхнулся…
Позвонил в Чумеево и, выяснив, что на повестке дня дополнительно стоит вопрос об организации районной машинно-тракторной станции, решил ехать.
Распорядившись заложить Беркута, Андрей побежал на квартиру.
— Опять ехать куда-то? — всплеснула руками Орина. — Не сидится тебе!
— Надо.
— Надо. Смотри-ка ты: вон и с лица спал! Что я Лизавете Николаевне скажу?
Тронутый заботой, Андрей пошутил: