Позже началось переселение греческих учёных из северных стран. Пользуясь волной эмиграции, известные гуманисты (Эразм Роттердамский, Томас Мор, Гийом Бюде) возобновили прерванную католической церковью работу по толкованию и редакции греческих трудов. Петер Шаде, профессор греческого в Лейпцигском университете, молодой друг Эразма, в 1518 году опубликовал книгу, озаглавленную «Спор о необходимости изучения разнообразных языков», в которой отстаивал языкознание. На аргументы противников, заключавшиеся в отсылках к Библии и ветхозаветной истории Вавилонского столпотворения, когда Господь покарал человечество множеством языков, Шаде отвечал, что и сам Господь многоязычен, поскольку ему ведомы все языки людские, и что многоязычны также ангелы и святые, поскольку они ходатайствуют за человечество перед Господом. «Если бы они не понимали молитв, произнесённых на одном из множества языков, присущих людям, то было бы лишено смысла обращение француза или немца к святым других народов с молитвой на родном языке. Сами же молящиеся в таком случае были бы столь же смешны, как если бы пытались говорить с мёртвыми»[193].
После Реформации латынь была признана языком католической церкви, в то время как греческий и местные языки, на которые была переведена протестантская Библия, стали языками протестантства. Тридентский собор, проходивший в городе Тренто с 1545 по 1563 год, запретил католикам (кроме некоторых назначенных церковью учёных) толковать греческую и еврейскую Библии; студенты, изучающие греческий язык, в глазах Рима стали еретиками. В 1546 году по приказу короля Франции, католика Франциска I (несмотря на любовь монарха к искусствам и литературе), несколько греческих учёных были приговорены к смерти на костре, обвинённые в «оскорблении веры». В протестантских странах, напротив, изучение греческого языка поощрялось — даже в колониях стран, исповедующих протестантизм, греческий язык стал частью школьной программы. Так, в 1788 году на Виргинских островах, принадлежавших тогда Дании, пастор Ганс Вест открыл школу, где дети плантаторов знакомились с сочинениями Гомера и других поэтов античности[194].
Раскол Запада повлёк за собой колоссальные изменения. Начиная с XVII века, в университетах Англии, Германии и Скандинавии шло активное изучение Гомера, в то время как во Франции, Италии, Испании и Португалии ему предпочитали Вергилия и Данте. Первый перевод «Одиссеи» на испанский язык непосредственно с греческого, выполненный Гонзало Пересом в 1556 голу и опубликованный в Амбересе, практически не получил распространения. «Илиада» в переводе Гарсии Мало, также переводившего с греческого, была издана лишь в 1788 году и встречена без воодушевления. Веками испаноговорящие читатели изучали Гомера единственно по цитатам в классических текстах или по немногочисленным переводам с латыни. Первый написанный на испанском языке альманах, «Silva de varia leccion» Педро Мексиа, был, ко всеобщему восторгу, издан в Севилье в 1540 году[195]. Несмотря на то, что книга была заявлена как компендиум «величайших сочинений», там содержится весьма малое количество ссылок на Гомера, позаимствованных скорее всего (поскольку автор не владел греческим) либо из латинского перевода «Илиады», изданного в Базеле в 1531 году[196], либо из трудов других авторов, цитировавших Гомера. Мексия приводит в качестве цитат лишь наиболее известные эпизоды поэм, например, обращение Гектора к коням в Восьмой песне «Илиады» или дар Эола Улиссу и его спутникам в Десятой песне «Одиссеи».
Немногие испанские писатели отважились защищать произведения Гомера от тех, кто отзывался о них пренебрежительно. Так, поэт Франциско де Кеведо насмехался над невежеством «возводящих бесстыдную клевету на Гомера и воздающих незаслуженные хвалы Вергилию»[197]. В изощренной форме он обвинял таких мнимых учёных в «лжесвидетельстве»: «Во все века найдутся бесчестные люди, предпочитающие скорее очернить славных, чем самим снискать себе добрую, а не дурную славу»[198].
Высокообразованная мексиканская поэтесса Хуана Инес де ла Крус, опубликовавшая в 1689 году «Сон», подражание Луису де Гонгоре, отзывается о языке Гомера как о наиболее благозвучном и воздаёт должное воспетым Гомером «подвигам Ахиллеса и искусности Улисса». Поэтесса не имела иной возможности ознакомиться с Гомером, кроме как в трудах современных ей авторов (например, немецкого учёного Атанасиуса Кирхера)[199],но она преклоняется перед его гением: «Легче было бы забрать из ладони Громовержца его молнии… чем из поэм Гомера изъять хотя бы полстроки стиха, продиктованного благосклонным к поэту Аполлоном»[200].
194
Neil Kent, The Soul of the North: A Social, architectural and Cultural History of the Nordic Countries, 1700—1940 (Reaction Books: London, 2000).
195
Pedro Mexía, Silva de varia lección, edición de Isaías Lerner (Editorial Castalia: Madrid, 2003).
197
Francisco de Quevedo, Las zahbro Platón, цитировано по Raimundo Lida, Prosas de Quevedo.
198
Francisco de Quevedo, Defensa de Epicure, цитировано по Raimundo Lida, Prosas de Quevedo.
199
Cf. Octavio Paz, Sor Juana Inés de la Cruz, о Las trampas de la fe (Fondo de Cultura Economica: Mexico, 1988).
200
Sor Juana Inés de la Cruz, «Еl Sueco» in Antología Роétiса, selección e introducción Jоsé Miguel Oviedo (Alianza: Madrid, 2004).