Ходить в хедер[15] было запрещено. Представитель Евсекции[16] и активисты следили, чтобы с хедерами было покончено. Это им не всегда удавалось. Меламеда для младших, трех-четырехлетних детей, едва освоивших алеф-бейс[17] и только начавших читать на древнееврейском, я не помню. Мои воспоминания о хедере начинаются с Пятикнижия.
— Твой ребе, — говаривал мне папа, — знаток Торы.
Наш меламед умел учить. О приключениях Иосифа, сына праотца нашего Иакова, я еще и сегодня могу рассказать так, как выучил из Брейшис[18].
О хедерах и меламедах мне уже давно не доводилось читать. Зато когда-то, скажем, перед войной, это была постоянная тема. При упоминании хедера непременно вспоминали про канчик[19] («Я не мог ходить в хедер, потому что ребе постоянно меня порол»). А меламед в этих воспоминаниях представал в лучшем случае болезненной, хмурой и плохо одетой личностью. Мой ребе был одет в субботнее платье[20], хорошо сложен, высок, красив, и уж какой там канчик, зачем канчик? Его щипок в щеку был лучшей оценкой. У него была педагогическая жилка.
Каким чудом в те времена могла существовать религиозная школа для детей — необъяснимо. Возможно, к этому приложил руку сын ребе. Он был активным комсомольцем, склонным к красивому слову или жесту, но иногда неожиданно появлялся в хедере и прерывал наши занятия — ведь его отцу все время нужно было прятаться от кого-то, в особенности от фининспектора, искавшего, кого бы оштрафовать. Короче говоря, хоть и со скрипом, но занятия шли.
Это было в конце января 1924 года. Подавленные, плачущие люди на траурных митингах и собраниях, посвященных смерти Ленина, трогательно пели пролетарский гимн «Интернационал»:
И беспрестанно кричали: «Любой ценой выполним заветы Ленина!»
Умом, с точки зрения сегодняшнего дня, этого не понять, но так было на самом деле, и не только зрячие глаза наших отцов были слепы.
Меня укутали во все теплое и выпроводили в хедер. Закоулками, по засыпанной скрипучим снегом тропинке надо было идти не больше пяти-шести минут, но мороз так свирепствовал, что сводило пальцы.
В нашей группе было девять человек. Но, видимо из-за мороза, пришли всего четверо. Усадили нас не в светлой зале за длинным столом, а в соседней комнате, где стояли плетеная этажерка и застекленный шкаф с толстыми книгами по еврейской истории, сказками ребе Нахмана из Брацлава, книгами Менделе Мойхер-Сфорима, Шолом-Алейхема, И.-Л. Переца.
Об электрическом звонке на входной двери тогда в местечке еще не знали. Дверь закрывалась только на ночь. Мы и оглянуться не успели, как в дом вошли три молодых человека. Один из них был в картузе с блестящим козырьком, в галифе, с черными кожаными ремнями. Они с негодованием посмотрели на нас, потом повернулись к ребе и строго спросили:
— Чем вы тут занимаетесь?
— Я даю им образование, — ответил меламед.
— На иврите?
— На иврите, на идише, и еще мы поем песни.
Надо признать, наш ребе был очень способным человеком и хоть редко, но учил нас петь. Однако лучше бы ему было об этом помолчать. Культуртрегеры из Евсекции по-своему, с точки зрения своей идеологии, истолковали его простые слова. Вся страна оплакивает смерть Ленина, а здесь распевают песенки. Только начавшая выходить в Харькове газета «Дер Штерн» («Звезда»)[21] пригвоздила нашего ребе к позорному столбу и назвала «классовым врагом».
Хедер перестал существовать. Правда, в местечке, в котором тогда было около трех тысяч евреев, открылась школа с преподаванием на идише, и учителей в нее прислали хороших. То, что идиш может остаться без наследников, тогда еще нельзя было себе представить.
Что же стало с «классовым врагом», с ребе? Рассказывали, что ему пришлось бежать из местечка. Он добрался до Узбекистана и стал там бухгалтером.
Еврейские крестьяне
Степь, степь, степь, куда ни глянь — кругом простор бескрайней степи. Ближайший луг, где пасется стадо, испещрен желтым колючим катраном[22] и множеством разноцветных полевых цветов. Вдали, на горе, в золотистом солнечном мерцании волнами колышутся, склоняясь к земле, полные зерен пшеничные колосья. И все это не чье-то, а мое, мое.
Откуда же у нас, у евреев из маленьких местечек, все это вдруг взялось? Расскажу без утайки.
15
Начальная религиозная школа для мальчиков. Преподаватель в хедере назывался меламед или ребе.
16
Еврейская секция ВКП(б). Была создана в 1918 г., распущена в 1930 г. Проводила линию Коммунистической партии среди масс евреев, говоривших на идише. Члены Евсекции отличались крайней нетерпимостью к иудаизму и ивриту.
18
«В начале» — так, по первому слову, называется в еврейской традиции книга Бытия, первая книга Пятикнижия.
21
Центральная ежедневная газета на идише на Украине. Выходила в 1925–1941 гг. В описываемый период ее печатали в Харькове, так как этот город тогда был столицей Украины.