Трудно обобщить и социальное устройство микронезийского общества, постоянно испытывавшего влияние соседей. Как правило, в нем можно проследить четкое деление па высшую знать (вожди), знать рангом пониже (жрецы и землевладельцы), свободных людей и зависимых. Общественная иерархия между этими «сословиями» могла быть большая или меньшая, а кое-где были даже заметны «демократические» тенденции. И все-таки аристократический принцип превалировал. В семейных отношениях преобладали матриархальные устои. Исключение составляли острова Гилберта, на которых основными социальными единицами были родовые кланы под предводительством вождя4.
То, что на севере этих островов не всегда было именно так, доказывает свидетельство Роберта Льюиса Стивенсона, сделанное
Жительницы Микронезии. Гравюра на дереве. XIX век
в последнем десятилетии прошлого века. Он рассказывает о бывшем «короле» атоллов Макин из группы островов Гилберта. которого звали Накаэпа:
«Это был мужчина невиданной физической силы, царственный, деспотичный, бережливый, который разбирался и в людях и в делах. На своих островах торговал и получал барыши от торговли только он один. Он был и сеятель и купец, и его подданные грудились на нею. не разгибая спины. Kогда, отработав длительный срок, они падали от изнеможения, он устраивал для них праздники. Он заботился о выпивке и закуске, и они пировали вместе. Сумма денет, которую он кланы, часто бывала головокружительной. За одну-единственную пирушку на джин и бренди он выкладывал шестьсот долларов, и тогда узкая полоска суши между лагуной и морем наполнялась шумом и весельем. Нередко подданные, сами едва держась на ногах, носили своего пьяного повелителя на руках по острову, орали и пели, стараясь его перекричать. Но когда Накаэпа приказывал, праздник тотчас прекращался, и Макин снова превращались в острова рабов и трезвенников. Уже на следующее утро все население должно было по-прежнему гнуть спину на улицах и плантациях. Король строго следил за этим, хотя глаза его были налиты кровью. Все цепенели от страха перед Накаэпа. При его правлении не было ни справедливости, ни суда, ни судей, и было только одно-единственное наказание — смерть. Насилие и произвол при свете дня и полуночные убийства были обычными формами карательных мер. В большинстве случаев роль палача брал на себя сам король».
Красочный портрет океанийского деспота, изображенный Стивенсоном, был приведен нами для того, чтобы наглядно продемонстрировать две вещи. С одной стороны, островной мир Южного моря никогда не был местом идиллического существования, а состоял до внедрения туда европейцев с Библией и кружкой для пожертвований из независимых стран со сложной социальной структурой. С другой — остаётся совершенно безнадёжной попытка описать здесь достаточно удовлетворительным образом большое число общественных форм, встречавшихся на этом громадном пространстве. Во главе микронезийских общественных структур стояли те, кто осуществлял свои притязания на власть либо благодаря происхождению, либо за счет обширных земельных владений. Часто одно условие включало и другое. Доминирующая роль земельной собственности легко объяснима для этой области мира, где плодородная, постоянно влажная почва встречается очень редко. Тот, кто имел землю, пригодную для возделывания, получал возможность выращивать плоды хлебного дерева, бананы, ямс, то есть получать продукты питания, которые нельзя было получить на большинстве океанийских островов с их кораллово-известняковой малоплодородной почвой, не задерживающей воду. Там приходилось рассчитывать лишь на плоды кокосовых пальм и панданусов, скромный урожай таро, ловлю рыбы и моллюсков.
Но было бы неверно предположить, что более благоприятные условия на плодородных «высоких» островах привели там к активному развитию торговых связей с другими островами и захвату благодаря таким преимуществам господствующего политического положения. На самом деле в Микронезии имелись лишь зачаточные формы «империи»5. Одна из них, например, объединяла остров Яп и множество соседних островов.
Торговые отношения между островами представляются стороннему наблюдателю более чем скромными, но при этом не следует забывать, что его точка зрения нередко определяется европейскими мерками. Нам довольно трудно понять значение микронезийских «денег», игравших сравнительно малую роль
Каменные деньги. Остров ЯП
при обмене товаром, если сравнивать их с европейской денежной системой, забывая о том, что те «деньги» принадлежали обществу, находившемуся на другой ступени развития и построенному по-иному. В качестве таких «денег», бывших лишь частично средством платежа, использовались ожерелья из половинок раковин или каменные «монеты», диаметр которых, когда позже появилась возможность доставлять для их изготовления камень на европейских кораблях, порой достигал четырех метров.6 Очевидно, из-за «инфляции». И наконец, загадочные «деньги» островов Палау, имевшие форму бусин или округлых сегментов. Часто высказывалось предположение, что по этим средствам платежа, изготовленным из стекла или материала, напоминающего фарфор, можно установить цепочку торговых связей, протягивающуюся до Восточной Азии или даже до древних среднеземноморских государств. Но новейшими исследованиями установлено, что «деньги» на острова Палау были завезены в готовом виде из Индонезии. Хотя такие «деньги» пускались в ход способом, не всегда понятным для европейцев, они играли заметную роль: ими оплачивалось строительство культовых и общинных сооружений, ими вознаграждали жрецов и знахарей за успехи в их «деятельности», с помощью этих «денег» укреплялись семейные связи. Ими также выплачивались крупные подати, но часто, однако, они раздавались просто так и служили исключительно для престижа. Накопление в европейском понимании этого слова было для микронезийцев чуждо, поскольку для него отсутствовали экономические предпосылки, но то любопытное обстоятельство, что денежный штраф мог искупить проступок, несло в себе зачатки разложения существовавшей социальной структуры.
Жителей Микронезии можно назвать самыми выдающимися мореходами Океании после полинезийцев. Наиболее широко распространенными средствами мореплавания, которыми они пользовались, были лодки красивой формы, имевшие сравнительно небольшой, но прочный балансир, а также треугольный парус7, укрепленный таким образом, что его острие было направлено вниз, а одна из кромок располагалась почти вертикально. Поверхность таких парусов, изготовлявшихся ранее из листьев пандануса, часто достигала большой площади, и они были наилучшим образом приспособлены для скоростных рейсов: при попутном ветре микронезийские лодки могли плыть со скоростью двадцать узлов. Поскольку паруса из циновки невозможно зарифить тем же способом, что полотняные, при штормовой погоде, чтобы уменьшить площадь парусности, приходилось прибегать к помощи фалов. Кроме того, существовала еще одна трудность, свойственная лодкам с балансирами. Балансир, служащий противовесом парусу, наполненному ветром, должен был быть всегда повернут к ветру. Поэтому на лодках с балансиром невозможно сделать поворот оверштаг способом, который обычно практикуется на парусных судах. Проблема решается настолько же просто, насколько и гениально. Лодку кладут в положение галфвинд, то есть бортом к ветру, свободно отпускают парус, травят шкот и поворачивают всю оснастку вокруг мачты так, что корма превращается в нос. Как только парус поднят, галс закреплен, а рулевое весло перенесено на другой конец лодки, можно продолжать плавание.
4
Социальные изменения затронули население различных островов и архипелагов Микронезии в неодинаковой степени. Если на Марианских островах от прежних общественных порядков почти ничего не осталось и они заменены капиталистическими отношениями, то на Каролинских и Маршалловых островах, а также островах Гилберта, общественный уклад в значительной мере сохраняет традиционный характер. Особенно прочно держится традиция на острове Яп.
5
Этот термин мало подходит для тех территориальных объединений, которые возникали у микронезийцев, находившихся ко времени первых контактов с европейцами на стадии разложения первобытнообщинного строя.
7
Треугольный napyс знали еще арабы. От них его заимствовали средиземноморские народы, а первую очередь итальянцы. Норвежские викинги, проникшие в IX веке в Средиземное море, увидели такой парус на итальянских судах и окрестили его латинским. Это слово стало морским термином. Однако микронезийский парус имеет несколько иную форму, чем латинский.