— Успокойся, сядь. Ты отлично знаешь, что не красавец. К тому же ты умный, а умные люди не рискуют понапрасну.
Из воспоминаний в реальность меня вернул голос Джасима. Он звал меня по имени. Я оглянулся. Взмахом руки он попросил меня подойти.
— Я буду скучать по тебе! — провозгласил он, целуя меня в обе щеки. — И привезу тебе из Парижа дорогой подарок.
Белки его глаз были испещрены красными нитями лопнувших кровеносных сосудов.
— Тебе еще не надоело путешествовать?
Он задумался на мгновение и покачал головой с улыбкой.
— Надолго уезжаешь в этот раз?
— Ш-ш, — остановил он меня. — У тебя огненный язык — ты сжигаешь меня своими вопросами.
Каждое слово Джасима было словно пропитано дорогими духами. Я принюхался.
— Ты пил духи?
— Не просто духи, а очень дорогие французские, — ответил он.
Он задержал на мне взгляд. На его лице показались капли пота, как будто я действительно дышал на него огнем. Но на самом деле я всего лишь смотрел на него, не говоря ни слова.
Джасим обернулся к стоявшему у него за спиной небольшому стереомагнитофону, вставил кассету и настроил громкость. Умм Кульсум[7] запела одну из своих меланхоличных песен. Кто-то из посетителей кафе попросил Джасима прибавить звук. Некоторые мужчины тут же повставали со стульев, стали раскачиваться с закрытыми глазами.
Я удивленно наблюдал за Джасимом, который тоже покачивал головой в такт музыке. Он был ниже меня ростом, но шире, особенно в плечах. Шнур, придерживающий его головной платок, немного сбился набок.
— С каких пор ты стал слушать Умм Кульсум?
Джасим не отвечал. Он смотрел не на меня, а на мое отражение в зеркале позади барной стойки. Наши взгляды встретились.
— Ты стал таким красивым, мой дорогой Насер. Я видел, как ты рос, как твои глаза стали размером с океаны, как выгнулись твои скулы, как твоя шея — о, да, — вытянулась к самому небу.
Вслед за Джасимом я прошел на кухню и оттуда, через узкий коридор, в дальнюю комнату.
Комната эта была воплощением фантазий о той жизни, которую Джасим считал идеалом. Выдержанная в красном цвете, она вмещала узкую кровать, стул, телевизор, видеомагнитофон и массу кассет, сложенных повсюду стопками. Стены украшали постеры, фотографии и рукописные стихи.
Джасим закрыл дверь, потом схватил меня за руку и прижал голову к моей груди.
— Твое сердце не шелохнется, — проговорил он. — Может быть, когда-нибудь, а?
Я не ответил.
Некоторое время мы молчали. Затем он мягко направил мою руку к своей груди и приложил ее к туда, где билось его сердце.
— Чувствуешь? — спросил он.
Я вздохнул.
Его голос дрожал:
— О, Насер, если бы мне на грудь положили весь земной шар, то разразилось бы ужасное землетрясение!
Он бросился на кровать и повернулся лицом к стене. Затем перекатился обратно, уставился в треснутое зеркало на потолке. С глубоким вздохом он произнес:
— Ах, Насер, ты был прекрасен, когда жил в том зеркале. Ты был свободен, сексуален, полон чувств. Это был твой мир. И что это был за мир! — Закрыв глаза и отвернувшись от меня, Джасим тусклым голосом закончил: — Твои письма матери лежат на телевизоре. Пожалуйста, выключи свет и уходи.
Возле кухни я столкнулся с новеньким официантом.
— Ты не принесешь мне мятного чая? — попросил я.
Я заметил, что весь коридор был заставлен коробками с флаконами духов. Взяв несколько бутылочек, я вышел из кафе, чтобы найти свободный столик на улице.
Мимо по улице Аль-Нузла неслись автомобили. Я достал сигарету и рассеянно закурил.
В дверях показался официант. Он поставил на соседний с моим столик небольшой бокал в форме тюльпана и налил в него из чайника ароматной жидкости.
— Насер?
— Да?
— Мне нужно сказать тебе кое-что.
Он пригнулся ко мне и зашептал торопливо:
— Прошлую ночь я провел в доме Фавваза. Его родители куда-то уехали. Он сказал мне то, что все говорят в таких случаях: «То, чем мы занимаемся, это харам.[8] Но в нашей стране мы словно заключенные в самой большой тюрьме в мире, а заключенные делают друг с другом то, что не стали бы делать в обычных обстоятельствах». Он попросил меня быть его мальчиком, пока он не женится. А сейчас кафе закроется на время молитвы, и Фавваз поведет меня на свидание в торговый центр.
Не дожидаясь моего ответа, юноша ушел. Вскоре он появился уже вместе с Фаввазом. Держась за руки, они пошли по улице.
Когда мне было шестнадцать лет и я проработал в кафе уже около года, меня тоже водили в торговый центр. Пригласил меня один мужчина лет сорока по имени Абу Имад, которого я прозвал «господин Молчун».
7
Умм Кульсум (1904 — 3 февраля 1975) — египетская певица, одна из наиболее известных исполнителей в арабском мире.