— Ишь ты… — Мы с Горским хохочем, рыжеусый тоже хитро смеется. — Значит, взаимовыручка. Ну, передай, что Советская власть делает и будет делать беднякам и середнякам хорошо. Передал? Прощай, Осман. Молодец. Карго бичо. Швидобит[5].
Мы весело прощаемся и едем в горы.
НОЧЬ НА ТРОПЕ
Из Зерабосели полк вышел, когда уже начало смеркаться. Может быть, не нужно было выходить, лучше было бы заночевать в селении, но мы еще не знали коварства горных троп и мерили равнинным аршином.
— Будем в Дид-Ваке, как приказано, к вечеру.
Вьюк за вьюком вытягивался полк, и уже где-то далеко обвилась вокруг гор голова колонны, а в селении еще били копытами нетерпеливые кони и люди курили махорку, беспокойно поглядывая на быстро темнеющее небо.
Бесконечной лентой обвивался вокруг гор зажатый в тропе полк. Тропа узкая — двум лошадям не разъехаться. Слева на тропу нависала крутая, отвесная стена горы. Она поросла папоротником, кустарником и выше — лесом, густым, непроходимым. Падали на тропу с горы многочисленные юркие ручьи, водопады, родники, мешали движению и торопливо бросались вниз, в обрыв, где серебром и пеной бился на камнях прекрасный Кинтрыш.
Справа обрыв. Он весь в зелени; зелень подступала к тропе буйно и весело, и казалось иногда, что не по узкой тропе едешь, где слева гора, а справа обрыв, а по тихому, задумчивому саду.
Эта обманчивая тишина пугала лошадей и людей, и люди и лошади жались к горе, опасаясь коварного обрыва.
Это — справа и слева.
А впереди — хвост лошади. Сзади — лошадиная морда. И из этого четырехугольника — гора, хвост, обрыв и морда — никуда не уйти.
Мы едем по тропе лошадь в лошадь, человек в затылок человеку, и если стал один, останавливаются все. Останавливаются и не знают, почему остановились. Тогда пробегает по колонне тревога, и сзади несется нервное, многоголосое, сто раз повторенное людьми и эхом:
— Почему-у ста-али?
Так мы едем по тропе. И нет ей конца-края, извивается она, узкая и скользкая, как змея, то напористо бросается вверх, то стремительно падает вниз, сочится источниками и ручьями, гремит, опять убегает вперед.
Трудно управлять колонной на тропе да еще в сумерки. С начальника колонны Алякина сошел не один пот. Нет, не пошлешь по тропе ни конного посыльного, ни собаку, ни даже связного: будет этот связной путаться, мешать вьюкам и, если не сверзится где-нибудь в пропасть, то связь подаст не скоро.
По колонне голосом — вот единственное средство связи, да рожок для управления идущим впереди охранением. Но когда нет еще опыта, связь по колонне голосом ненадежна. Кричат или все или никто. Путают. Врут.
Передают:
— Вьюкам смотреть: мост.
А дошло:
— Вьюкам держаться за хвост.
Но и эта связь часто рвется. Идет, гудит по горам, отдаваясь многократным эхом, приказание и вдруг обрывается, словно падает в Кинтрыш.
— Дошло?
Ожидание. И наконец ползет в ответ медленное и убийственное:
— Такая-то рота оторвалась… Связи нет…
И тогда:
— Колонна, сто-ой!
И приказание опять ползет по человечьему конвейеру:
— Командиру последнего подразделения восстановить связь!
Это значит: побежит сейчас от последнего подразделения боец к отставшей роте, подтянет ее, и тогда понесется радостное:
— Связь е-есть!
В национальных ротах русский язык знали только командиры взводов.
Посланное по колонне приказание, дойдя до национальных рот, упиралось в немую стену и потухало.
Громадная, на восемь километров растянувшаяся колонна полка трудно ворочалась среди горных преград, приникала к тропе и медленно, непослушно, туго подвигалась вперед. Потом, в следующие дни похода, научились мы на этом опыте искусству движения в горах. Стали двигаться легкими, гибкими эшелонами. Стали выделять специальных людей для передачи по колонне приказаний. Выделили командиров — «ответственных замыкающих», которые, двигаясь в хвосте эшелона, следили за тем, чтобы не отрывались куски колонны и не рвалась связь с головой. Научились порядку, дисциплине движения. Многому научились.
Нет, недаром мы обливались потом на этой чертовой тропе в Кинтрышском ущелье.
— Смотреть вправо-о!
— Смотреть вправо-о!
— Смотреть вправо зорко-о!
Вправо — обрыв. Не одна лошадь упала туда сегодня. Идет по осыпающемуся, непрочному, обманчиво тихому краю тропы, вдруг оступится и, увлекая за собой камни, ломая ветки кустарника, летит вниз. И тогда, ни минуты не раздумывая, бросается за ней в обрыв ее вьюковожатый на выручку друга-коня. Несется по колонне: