Речь шла об одноактной пьесе для театра «Пале-Руаяль». Основа ее сюжета была новым словом в театре и содержала массу беспроигрышных эффектов. Подобная ситуация в общих чертах уже была обрисована Л. Стерном в 73-й главе второй книги «Тристрам Шенди» в эпизоде с Футаториусом.[182]
Само заглавие пьесы давало представление об интриге. Оно гласило: «А ну-ка застегни свои панталоны!»
Легко понять, сколь много можно извлечь из пикантного положения героя, забывшего управиться с непременной деталью мужского туалета. К нескрываемому ужасу друга, который должен представить его в великосветском салоне, к смущению хозяйки дома прибавьте умение актера заставить публику вздрогнуть при опасности в любую минуту… и наигранный испуг дам, которые… Несомненно, все предвещало грандиозный успех.[183]
Ну а Мишель, столкнувшись с этим столь оригинальным решением, ужаснулся и разорвал врученный ему шедевр!
— О! — простонал он. — Я ни минуты не останусь в этой ужасной клоаке! Уж лучше умереть с голоду!
Он был прав! Но что ему оставалось? Неужели опускаться все ниже, до Управления классической и комической оперы! Сочинять бессмысленные стишки на потребу современных музыкантов! Он никогда не пошел бы на это!
Неужели все-таки ему придется докатиться до Управления ревю, феерий и официальных торжеств?
Но для этого следовало быть либо механиком, либо оформителем, а вовсе не драматургом, уметь придумать и соорудить новые декорации, и не более! В деле оформительства с помощью физики и механики добивались замечательных успехов. На сцену помещали огромные клумбы, естественные рощи, настоящие деревья, чьи корни надежно скрывались в невидимых ящиках; здесь воздвигались огромные каменные дома. Создавали даже иллюзию океана, заполняя бассейн настоящей морской водой, которую вечером на глазах у зрителей спускали, а на следующий день заливали снова.
Способен ли был Мишель даже вообразить нечто подобное? Мог ли он заставить публику в кассе театра расстаться с избытком монет, наполнявших ее карманы?
Нет! Сто раз нет!
Оставалось только одно — уйти!
Так он и сделал.
Глава XV
НИЩЕТА
Работа в Большом драматическом складе не принесла Мишелю ничего, кроме разочарования и глубокого отвращения. Однако в течение этих пяти мучительно долгих месяцев — с апреля по сентябрь — молодой человек не забывал ни о дядюшке Югнэне, ни о своем преподавателе Ришло.
Сколько чудных вечеров провел он либо у одного, либо у другого! С преподавателем он говорил о библиотекаре, а с библиотекарем — вовсе не о профессоре! Он заводил разговор о его внучке Люси, да еще с каким чувством, в каких восторженных выражениях!
— Даже незрячему видно, что ты влюблен! — сказал однажды Мишелю дядюшка Югнэн.
— Да, дядя, как безумный!
— Ты можешь ее любить как безумец, но жениться изволь как мудрец, когда…
— Когда же? — с трепетом спросил молодой человек.
— Когда ты встанешь на ноги! И постарайся если не для себя, то хотя бы ради нее!
Мишель ничего не ответил, глухая ярость душила его.
— А Люси любит тебя? — спросил однажды дядюшка Югнэн.
— Не знаю, — отозвался молодой человек. — К чему ей меня любить? Я ничем не заслужил ее любви.
В тот вечер, когда был задан этот вопрос, Мишель почувствовал себя самым несчастным человеком на свете.
Однако девушку нисколько не интересовало, есть ли у юноши положение в обществе или нет. Ее это не занимало вовсе. Она мало-помалу привыкала видеть Мишеля у себя в доме, слушать его, когда он приходил, ждать, когда его не было. Молодые люди болтали обо всем и ни о чем. Старики им не препятствовали. Да и зачем мешать влюбленным? Хотя сами влюбленные о любви не говорили, а больше размышляли о будущем. О настоящем Мишель не осмеливался даже подумать.
— В тот день, когда я вас полюблю… — повторял он.
И Люси, улавливая в этом полупризнании некий скрытый смысл, понимала, что не стоит подгонять время.
Зато теперь Мишель Дюфренуа был целиком во власти поэзии! Он знал, что его слушают, понимают, и самозабвенно изливал душу девушке! Возле нее он становился самим собой! Однако он не отважился посвятить ей ни строчки, ибо слишком любил ее! Он не улавливал связи между страстью и рифмой, не понимая, как можно собственные чувства подчинить требованиям стихосложения.
Однако, помимо воли Мишеля, его поэзия отражала самые сокровенные мысли; и когда он читал Люси свои стихи, а она слушала их, то ей казалось, что это она сама их сочинила, настолько созвучны были они ее потаенным чувствам.
182
«Жизнь и приключения Тристрама Шенди» — роман Лоренса Стерна (1713–1768), который Ж. Верн цитирует неоднократно. Здесь упоминается эпизод особенно грубый, написанный автором в истинно раблезианском стиле. Отрывок начинается так: «Запихнуть!.. Запихнуть!.. — решил Фугаториус…» Имя персонажа может быть переведено как «любящий совокупляться». В романе же речь идет о том, как Фугаториус пытается запихнуть прокаленный на сковородке, пышущий жаром каштан в ширинку, которую он позабыл застегнуть. Естественно, что Мишель отказывается сочинять пьесу, отталкиваясь от подобного зачина. Можно понять и Этцеля, который написал на полях рукописи: «Да Вы с ума сошли!»
183
Эту пьесу, принесшую небывалые деньги, сыграли через несколько месяцев.