– А теперь, – подхватил Келюс, – мы поворачиваемся к вам лицом, чтобы снова сказать вам: «Государь, спасите нас или, вернее, спасите себя, ибо стоит погибнуть нам, и для вас тоже наступит конец. Завтра в Лувр явится господин де Гиз, завтра он потребует, чтобы вы назначили главу Лиги, завтра вы назовете имя герцога Анжуйского, как вы обещали сделать, и лишь только герцог Анжуйский станет во главе Лиги, то есть во главе ста тысяч парижан, распаленных бесчинствами сегодняшней ночи, вы полностью окажетесь у него в руках.
– Так, так, – сказал король, – а в случае если я приму решение, вы готовы меня поддержать?
– Да, государь, – в один голос ответили молодые люди.
– Но сначала, государь, – заметил д'Эпернон, – позвольте мне надеть другую шляпу, другой камзол и другой плащ.
– Иди в мою гардеробную, д'Эпернон, и мой камердинер даст тебе все необходимое: мы ведь с тобою одного роста.
– А мне, государь, позвольте сначала помыться.
– Иди в мою ванную, Шомберг, и мой банщик позаботится о тебе.
– Ваше величество, – спросил Шомберг, – итак, мы можем надеяться, что оскорбление не останется неотомщенным?
Генрих поднял руку, призывая к молчанию, и, опустив голову на грудь, по-видимому, глубоко задумался.
Потом, через несколько мгновений, он сказал:
– Келюс, узнайте, возвратился ли герцог Анжуйский в Лувр.
Келюс вышел. Д'Эпернон и Шомберг остались вместе со всеми ждать его возвращения, настолько их рвение было подогрето надвигающейся опасностью. Самая большая выдержка нужна матросам не во время бури, а во время затишья перед бурей.
– Государь, – спросил Можирон, – значит, ваше величество решились?..
– Увидите, – ответил король. Появился Келюс.
– Господин герцог еще не возвращался, – сообщил он.
– Хорошо, – ответил король. – Д'Эпернон, ступайте смените ваше платье. Шомберг, ступайте смените ваш цвет. А вы, Келюс, и вы, Можирон, отправляйтесь во двор и сторожите там как следует, пока не вернется мой брат.
– А когда он вернется? – спросил Келюс.
– Когда он вернется, вы прикажете закрыть все ворота. Ступайте!
– Браво, государь! – воскликнул Келюс.
– Ваше величество, – обещал д'Эпернон, – через десять минут я буду здесь.
– А я, государь, я не знаю, когда я буду здесь, это зависит от качества краски.
– Возвращайтесь поскорее, вот все, что я могу вам сказать.
– Но ваше величество остаетесь одни? – спросил Можирон.
– Нет, Можирон, я остаюсь с богом, у которого буду просить покровительства нашему делу.
– Просите хорошенько, государь, – сказал Келюс, – я уже начинаю подумывать, не стакнулся ли господь с дьяволом, чтобы погубить всех нас в этом и в том мире.
– Amen!5
– сказал Можирон.
Те миньоны, которые должны были сторожить во дворе, вышли в одну дверь. Те, которые должны были привести себя в порядок, – в другую.
Оставшийся в одиночестве король преклонил колени на своей молитвенной скамеечке.
Глава 5.
ШИКО ВСЕ БОЛЬШЕ И БОЛЬШЕ СТАНОВИТСЯ КОРОЛЕМ ФРАНЦИИ
Пробило полночь. В полночь ворота Лувра обычно закрывались. Но Генрих мудро рассудил, что герцог Анжуйский не преминет провести эту ночь в Лувре, чтобы оставить меньше пищи для подозрений, которые могли возникнуть у короля после событий, происходивших в Париже этим вечером.
И Генрих приказал не запирать ворота до часу ночи. В четверть первого к королю поднялся Келюс.
– Государь, – сказал он, – герцог возвратился.
– Что делает Можирон?
– Он остался на страже, последить, не выйдет ли герцог снова.
– Это нам не угрожает.
– Значит… – сказал Келюс, жестом показывая королю, что остается только действовать.
– Значит.., дадим ему спокойно улечься спать, – сказал Генрих. – Кто с ним?
– Господин де Монсоро и его всегдашние дворяне.
– А господин де Бюсси?
– Господина де Бюсси с ним нет.
– Отлично, – сказал король, для которого было большим облегчением узнать, что его брат лишен своей лучшей шпаги.
– Какова будет воля короля? – спросил Келюс.
– Скажите д'Эпернону и Шомбергу, чтобы они поторопились, и предупредите господина де Монсоро, что я желаю с ним говорить.
Келюс поклонился и выполнил поручение со всей быстротой, которую сообщают действиям человека чувство ненависти и жажда отмщения, объединенные в одном сердце.
Через пять минут вошли д'Эпернон и Шомберг, один – заново одетый, другой – добела отмытый, только в складках кожи на его лице сохранился еще голубоватый оттенок; по мнению банщика, исчезнуть совсем он мог лишь после нескольких паровых ванн.
Вслед за двумя миньонами появился господин де Монсоро.
– Господин капитан гвардии вашего величества уведомил меня, что ваше величество оказали мне честь призвать меня к себе, – сказал главный ловчий, кланяясь.
– Да, сударь, – ответил Генрих, – да. Прогуливаясь нынче вечером, я увидел сверкающие звезды и великолепную луну и невольно подумал, что при столь замечательной погоде мы могли бы завтра отменно поохотиться. Сейчас всего лишь полночь, господин граф, отправляйтесь тотчас же в Венсен и распорядитесь выставить для меня лань, а завтра мы ее затравим.
– Но, государь, – сказал Монсоро, – я полагал, что завтра ваше величество удостоите аудиенции монсеньера Анжуйского и господина де Гиза, чтобы назначить главу Лиги.
– Ну и что из того, сударь? – сказал король тем высокомерным тоном, который делал ответ затруднительным.
– Вам.., вам может недостать времени.
– Тот, кто умеет правильно употребить время, никогда не ощущает в нем недостатка; именно поэтому я и говорю вам: у вас есть время выехать сегодня ночью, при условии, что вы выедете тотчас же. У вас есть время выставить этой ночью лань, и у вас будет время подготовить команды к завтрему, к десяти утра. Итак, отправляйтесь, и немедленно! Келюс, Шомберг, прикажите отворить господину де Монсоро ворота Лувра – от моего имени, от имени короля; и от имени короля же прикажите запереть их, когда он уедет.
В полном удивлении главный ловчий вышел из комнаты.
– Что это, прихоть короля? – спросил он в передней у миньонов.