— Я тоже так подумал. Тем более что помощник…
— Что помощник?
— Мне показалось, что это не настоящий подмастерье. Мне пришлось расспросить его, у кого он набирался мастерства, да и хорошенько проверить его в работе.
— Однако вы не из тех, кого можно провести, когда вы видите, как работает подмастерье.
— А я не могу сказать, что этот парень плохо работал… Он довольно шустро управлялся с напильником и зубилом. Я сам видел, как он одним махом перерезал раскаленный железный прут и круглым напильником проделал в нем сквозное отверстие, да так, будто просверлил буравчиком рейку. Но, как бы это сказать… во всем этом было больше теории, чем практики: не успевал он закончить работу, как бежал мыть руки и мыл их до тех пор, пока они не побелеют. Разве у настоящего слесаря могут быть белые руки? Вот, к примеру, мои: их сколько ни мой…
И Гамен с гордостью показал свои черные заскорузлые ладони, которые словно бросали вызов всему миндальному мармеладу и всему мылу на свете.
— Ну и что же вы делали, когда явились к королю? — спросил незнакомец, возвращая слесаря к интересовавшей его теме.
— Было сразу видно, что нас ждали. Нас ввели в кузницу; там король вручил мне замок, признаться недурно начатый. Но он запутался с суколдами. Еще бы: замок с тремя суколдами! Не каждому слесарю такое по силам, а тем более королю, как вы понимаете. Я взглянул и сразу попал в точку. Я сказал: "Оставьте меня на час одного, и все пойдет как по маслу". Король ответил: "Работай, Гамен, дружище; будь как дома. Вот тебе напильники, здесь — тиски; работай, мой дружок, работай, а мы пойдем приготовим шкаф". Засим он и вышел с этим чертовым подмастерьем.
— По большой лестнице? — как бы между прочим спросил оружейник.
— Нет, по маленькой, потайной, что ведет в его кабинет. Я, когда кончил работу, сказал себе: "Шкаф — только отговорка: они заперлись вдвоем и замышляют какой-нибудь заговор. Спущусь-ка я потихоньку, распахну дверь кабинета — и бац! сразу увижу, чем они там занимаются".
— И чем же они занимались? — спросил незнакомец.
— A-а, то-то и оно, что они, как видно, были настороже; я-то ведь не могу ходить, как танцор, понимаете? Хоть я и старался изо всех сил ступать тихо, ступеньки подо мной скрипели; они меня и услыхали. Они сделали вид, что идут мне навстречу, и в ту минуту как я взялся за ручку двери, хлоп — дверь распахнулась. Кто остался в дураках? Гамен.
— Так вы ничего не знаете?
— Еще чего! "A-а! Гамен, это ты?" — спросил король. "Да, государь, — отвечал я, — все готово". — "Мы тоже закончили, — сказал он, — иди, я тебе дам другую работу". Он быстро провел меня через кабинет, но я все-таки успел заметить, что на столе была разложена большущая карта, наверно — Франции, потому что в углу я заметил три лилии.
— А вы ничего особенного не приметили на этой карте Франции?
— Как же нет? Я видел три длинные цепочки булавок, они выходили из центра, несколько раз почти соприкасались и подходили к краю: это было похоже на солдат, которые двигаются тремя разными путями к границе.
— Ну, дорогой Гамен, от вашей проницательности воистину ничего не скроешь! — с притворным восхищением воскликнул незнакомец. — И вы думаете, что, вместо того чтобы заниматься шкафом, король и ваш помощник стояли над этой картой?
— Уверен! — отвечал Гамен.
— Вы не можете этого знать в точности.
— Могу.
— Каким образом?
— Да все очень просто: булавочные головки были из разноцветного воска: черные, синие и красные. Во все время разговора король, сам того не замечая, ковырял в зубах булавкой с красной головкой.
— Ах, Гамен, дружище! — сказал незнакомец. — Если я изобрету что-нибудь новое в оружейном деле, я вас ни за что не пущу к себе в кабинет, даже на минутку, это точно! Или я вам завяжу глаза, как в тот день, когда вас вели к вельможе, да и то, несмотря на повязку, вы заметили, что крыльцо насчитывало десять ступеней, а дом выходил фасадом на бульвар.
— Погодите! — перебил его Гамен, польщенный похвалой незнакомца. — Вы еще не все знаете: там и вправду был шкаф.
— Да ну? И где же?
— Где-где… Ни за что не угадаете!.. В стене, друг мой!
— В какой стене?
— Во внутреннем коридоре, ведущем из алькова короля в комнату дофина.
— А знаете, вы мне рассказываете очень интересные вещи… И что, шкаф был вот так у всех на виду?
— Скажете тоже!.. Я во все глаза глядел, да так ничего и не заметил и спросил: "Где же ваш шкаф?" Король осмотрелся по сторонам и сказал: "Гамен, я всегда тебе доверял и потому не хотел, чтобы кто-нибудь, кроме тебя, узнал мою тайну. Смотри!" С этими словами король приподнял деревянную панель. Подмастерье нам светил, потому что в этот коридор не проникает дневной свет. И вот я приметил в стене круглое отверстие поперечником около двух футов. Заметив мое удивление, король, подмигнув нашему подмастерью, спросил: "Ну что, дружок, видишь эту дыру? Я ее сделал, чтобы спрятать деньги; этот юноша помогал мне несколько дней, оставаясь во дворце. А теперь нужно приладить замок к этой железной двери, и она должна закрываться так, чтобы панель встала потом на прежнее место и скрыла дверь, как прежде скрывала дыру… Тебе нужна помощь? Этот юноша тебе поможет. Если же ты сумеешь обойтись без него, я дам ему другую работу". — "Вы отлично знаете, — отвечал я, — что, когда я могу сделать дело сам, я никогда не прошу помощи. Хорошему ремесленнику здесь работы часа на четыре, а я мастер, стало быть, через три часа все будет готово. Можете заниматься своими делами, молодой человек, а вы, государь, — своими. Если вам есть что прятать здесь, возвращайтесь через три часа". Надо думать, король, как и говорил, нашел нашему подмастерью другое занятие, потому как я его больше не видел. Через три часа король пришел один и спросил: "Ну что, Гамен, как обстоят наши дела?" — "Раз, два — и готово, государь", — ответил я и показал ему дверь. Это было просто одно удовольствие: она открывалась и закрывалась без малейшего скрипа, а замок работал, как автомат господина Вокансона. "Отлично! — похвалил он. — Теперь, Гамен, помоги мне пересчитать деньги, что я собираюсь сюда упрятать". Он приказал лакею принести четыре мешка с двойными луидорами и сказал мне: "Давай считать!" Я отсчитал миллион, он — тоже миллион, после чего осталось двадцать пять луидоров лишних. "Держи, Гамен, — сказал он, — это тебе за труды". И как ему только не стыдно было заставлять бедняка, отца пятерых детей, пересчитывать целый миллион и дать ему за это всего двадцать пять луидоров!.. Ну, что вы на это скажете?
Незнакомец шевельнул губами.
— Да, надо признаться, это мелочно! — ответил он.
— Погодите, это еще не все. Я беру двадцать пять луидоров, кладу их в карман и говорю: "Спасибо, государь! Только вот за всем этим у меня с самого утра маковой росинки во рту не было, я умираю от жажды!" Не успел я договорить, как через потайную дверь выходит королева и оказывается прямо передо мной без всякого предупреждения: в руках у нее тарелка, а на ней — стакан вина и булочка. "Дорогой Гамен! — говорит она мне. — Вас мучает жажда — выпейте, вы голодны — съешьте эту булочку". "Ах, ваше величество, — с поклоном отвечаю я ей, — не стоило вам из-за меня беспокоиться". Скажите-ка, что вы об этом думаете? Предложить стакан вина человеку, которого мучает жажда, и булочку, когда он умирает с голоду?! Что я должен был, по ее мнению, с этим делать?.. Сразу видно, что она никогда не умирала ни от голода, ни от жажды!.. Стакан вина!.. Это просто из рук вон!..
— Вы, стало быть, отказались?
— Уж лучше бы я отказался… Нет, я выпил. А булку завернул в платок и сказал себе: "Что не годится отцу, пойдет деткам!" Я поблагодарил ее величество, словно было за что, и пошел восвояси, поклявшись, что ноги моей больше не будет в Тюильри!..
— А почему вы говорите, что лучше бы вам было отказаться от вина?
— Потому что они, должно быть, подмешали в него яду! Не успел я перейти через Разводной мост, как меня обуяла такая жажда, уж такая жажда!.. Я так хотел пить, что, видя по левую руку реку, а по правую — винные лавки, я даже подумал, не лучше ли мне начать с реки… Вот тут-то я и понял зловредность вина, которое они мне дали: чем больше я пил, тем больше хотелось!.. И так продолжалось до тех пор, пока я не потерял сознание. Ну, уж теперь они могут быть спокойны: если когда-нибудь мне доведется давать против них показания, я расскажу, как получил от них двадцать пять луидоров за четыре часа работы, а также за то, что пересчитал миллион, и как, опасаясь, чтобы я не донес, где они прячут свои сокровища, они отравили меня как собаку![11]
11
Таково в самом деле было обвинение, которое этот негодяй выдвинул перед Конвентом против королевы.