Очевидно и олицетворение в таком тексте Левина:
Союз и, объединяющий формы задаваку и трамвая, требует восприятия формы трамвая как формы винительного падежа одушевленного существительного, а предикат не любит, предваряющий называние объектов, препятствует бесспорному одушевлению. При этом вся лексика фрагмента является олицетворяющей, и в строчках дразнит нервного такого, / неуклюжего такого / и рогатого такого прилагательные, находящиеся на значительной дистанции от определяемого слова трамвая, стоят явно в винительном падеже (им управляет глагол дразнит). Очевиден винительный падеж и в сочетании обгоняя чистоплюя.
В этом случае дополнительным фактором многоаспектного олицетворения является игровая интертекстуальность – ср.: Так идет веселый Дидель / С палкой, птицей и котомкой / Через Гарц, поросший лесом, / Вдоль по рейнским берегам (Эдуард Багрицкий. «Птицелов»).
Одушевление транспорта (лексическое и грамматическое) развернуто представлено у Елены Ванеян:
Ненормативная грамматическая одушевленность может быть спровоцирована лексической омонимией одушевленных существительных с неодушевленными:
Последний пример примечателен и тем, что форма пастернака является точкой пересечения быта с культурой, как и строчка зато не зарастет тропинка, отсылающая к знаменитой строке Пушкина К нему не зарастет народная тропа из стихотворения «Памятник».
Однако далеко не все примеры настолько прозрачны для грамматической интерпретации.
Часто бывает проблематично отличить в художественном тексте ненормативную одушевленность от других конструкций с объектным генитивом, представленным в древнерусском языке и в русских говорах и не имеющим отношения к категории одушевленности – типа построить домов, петь песен, купить топора (см.: Малышева 2010; 2012; 2014).
Но поскольку такие контексты содержатся в стихах, написанных на современном литературном языке, хотя и с некоторыми грамматическими аномалиями, естественно, что современный читатель воспринимает объектный генитив исходя из того, что обозначение объекта винительным падежом, совпадающим с родительным, указывает на одушевленность[298], тем более что в поэзии олицетворение – это обычный троп.
Так, например, в следующем тексте вполне может актуализироваться представление об антропоморфности мельниц с их вращающимися деталями:
Здесь примечательно то, что мельницы предстают не только образом движения, но и напоминают людей своими антропоморфными очертаниями[300].
298
О таких фразеологизированных сочетаниях, как
300
Ср. один из самых известных символов в культуре – сражение Дон Кихота с ветряными мельницами у Сервантеса.