Итак, первый недостаток, к которому приводит Евсевия, в его истории ересей, его воззрение на них, как на исключительно демоническое порождение, — это невнимание к ближайшим, историческим условиям, которыми определялось происхождение заблуждений в первоначальной церкви. Но этим одним не исчерпывалось одностороннее приложение указанного воззрения. Сам характер ересей и ересиархов и их последователей является у Евсевия в более или менее неверном освещении. Понятно, что порождение демоническое не может иметь ничего доброго; оно должно быть абсолютно злое. Отсюда-то и получается для Евсевия тот вывод, что ереси и их виновники — еретики должны быть безнравственны в своем образе поведения. Такое представление действительно руководит историком при изображении нравственной жизни лиц заблуждающихся. Посмотрим, например, какими чертами он рисует пред нами представителей монтанизма. Все члены этого еретического направления, по Евсевию, представляются людьми с самой невыгодной репутацией, все — начиная с самого Монтана. «Кто этот первый учитель, — говорит Евсевий, — показывают его дела и учение. Он учил расторгать браки, он поставил сборщиков денег и под именем приношений допустил лихоимство». А говоря о последователях Монтана, он так характеризует их: «чтобы не говорить о многом, замечает он, пусть (монтанистическая) пророчица скажет нам об Александре, который сам себя называет мучеником, но с которым она пиршествует. Нет нужды говорить об его грабежах и иных злодеяниях, за которые он был наказан» (V, 18). И еще говоря о пророках монтанистических, Евсевий спрашивает: «скажи мне: пророк намащается? пророк играет в шашки и кости? пророк дает деньги в рост? Пусть они по совести скажут: позволительно ли это или нет? А я скажу, что у них действительно так было» (ibid). В таких-то чертах Евсевий передает нам сведения о монтанизме, и тщетно мы стали бы искать в массе этих сведений о монтанистах указания хотя бы на единый факт, который говорил бы о добром нраве еретика или — по крайней мере выделял его из ряда лицемеров и негодных людей. Для Евсевия всякий еретик есть непременно человек крайне потерянный. Как далека от действительности, например — приведенная нами из Евсевия характеристика монтанизма, об этом, кажется лучше всего может сказать факт обращения в эту ересь Тертуллиана, человека в высшей степени уважаемого современною ему церковью, — факт, который почему-то вовсе игнорируется Евсевием[86].
Впрочем, одно из объяснений, почему Евсевий подобным образом относился к репутации еретиков, можно находить в том, что он всегда берет характеристику еретиков и их дел из сочинений полемических, которые, как такие, далеко не могли быть беспристрастны в оценке тех явлений, против которых ратовали их авторы. Евсевий, кажется, не думал усомниться ни в одном невыгодном для чести еретиков факте из числа тех, какие находились в сочинениях полемистов[87]. И можно полагать даже, что он намеренно выбирал из этих сочинений такие факты, которые в особенности бросали невыгодную тень на того или другого еретика и противника церковного авторитета, ибо трудно предположить, чтобы все полемисты говорили в одном тоне об еретиках и противниках церкви, как говорят они у Евсевия[88]. Евсевий почти никогда не вызывает на суд истории самого еретика с его сочинениями, с его взглядами и с его стремлениями, — стремлениями, как донимает их сам заблуждающийся, а не сторона оппозиционная. А в таких сочинениях, которые были бы писаны самими еретиками и могли бы знакомить с подлинными взглядами их, конечно, не могло быть недостатка для нашего историка, если возьмем во внимание с одной стороны, те особенно благоприятные условия, при каких Евсевий занимался составлением своей истории, с другой — время, когда жил он. Только сличение полемических сочинений с настоящими сочинениями еретиков могло давать Евсевию истинное понятие о сущности той или другой ереси и характере еретика.
86
Нельзя думать, чтобы Евсевий не имел сведений о Тертуллиане; он пользовался некоторыми его сочинениями (например Апологетиком, III, 33). К монтанизму склонялся один из пап, на монтанистической почве утверждается в своих воззрениях автор «Философуменов».
87
Например, характеристику монтанистов он берет из сочинения какого-то, ничем неизвестного в истории, полемиста против монтанистов, Аполлония (V, 18); о римском пресвитере (епископе) Новациане, его характере и поведении говорит на основании писем Корнилия, который смотрел на Новациана, как на своего соперника по кафедре (VІ, 43) и т. д.
88
У автора «Философуменов» можно находить мягкие суждения о монтанистах (Hippolyti. Kefutatio omnium haeresium Lib. X, cap. 25. Gotting. 1859). Ориген в толковании на Евангелие Иоанна не отвергает религиозности монархиан, хотя она и выражалась в формах односторонних (см. Гусев, ересь Антитринитариев, стр. 9. Казань. 1872); древне-александрийцы по направлению не строго судили гностиков и не во всем отрешались от гностических стремлений, сам Евсевий был в большом затруднении, как судить о гностике Вардесане, оказавшем так много услуг современному христианскому обществу своими сочинениями (IV, 30).