Есть еще одна общая черта, принадлежащая всем поименованным историкам — Сократу, Созомену и Феодориту. Разумеем большее или меньшее внимание, с каким они следят за историей монашества, чего еще не видим в сочинении Евсевия: «Жизнь Константина». С тех пор, как прекратились в римской империи гонения на христиан, у историков не находилось такого материала для рассказов о героических подвигах в церкви христианской, каковой материал раньше давала история мученичества (исключение представляет собственно царствование одного Юлиана), но взамен того богатое содержание для рассказов подобного же героического характера доставляла жизнь монашеская — это явление столь новое и оригинальное. С тем же самым вниманием, с каким Евсевий передает различные подробности о страданиях мучеников, продолжатели его останавливаются на событиях из жизни того или другого подвижника пустынь. Например Созомен прямо говорит: «дело церковной истории упомянуть и о том, какие были отцы и учредители монашества и кто составляет ряд славнейших их преемников; из этого будет видно, что мы не неблагодарны к ним и не забыли их добродетелей» (I, 1 ad fin.). Для историков, продолжателей Евсевия, подвижники монашества являлись такими же страстотерпцами и мучениками, как и древние исповедники; и они, историки, имели право смотреть так на этот новый предмет повествования: там и здесь имеет место борьба на жизнь и на смерть, хотя это и борьба не совсем одинакового характера: там она более со внешними врагами, здесь со внутренними, там она открытее, здесь сокровеннее, но интерес и смысл той и другой борьбы оставались одинаковы для церковных историков[121].
Переходим к обзору источников, которыми одинаково пользовались один, другой и третий из прежде указанных нами церковных историков. Общими для них источниками были, как некоторые церковно-исторические сочинения, так и некоторые из произведений церковной литературы.
Сократ, Созомен и Феодорит в значительной мере пользовались как источниками для своих трудов церковно-историческим сочинением Евсевия: «Жизнь Константина» Великого. Сократ пользуется этим сочинением в I книге своей истории, Созомен в I и II книгах, а Феодорит в одной І-ой книге[122]. Но из числа всех этих трех историков определенное суждение о труде Евсевия: «Жизнь Константина», как источнике для церковной истории, находим лишь у одного Сократа. Этим трудом Евсевия Сократ заметно недоволен. Недоволен же этот историк произведением Евсевия по двоякой причине: во-первых потому, что в нем больше красноречивого панегиризма, чем точности в изложении событий; во-вторых потому, что он находит у Евсевия очень не мало умышленных умолчаний, т. е. ставит в упрек своему предшественнику сокрытие фактов, более или менее характеризующих эпоху. Приводим собственные слова Сократа: «описывая жизнь Константина, Евсевий упоминает и об Арии, но только мимоходом, ибо в своем сочинении, как похвальном слове он заботится более о похвалах царю и торжественности речи, чем о точном раскрытии событий» (1, 1). При другом случае Сократ, сообщив сведения о разговоре Константина Великого во время Никейского собора с новацианским епископом Акесием, приглашенным будто бы для заседания на этом соборе, — о разговоре, в котором Акесий разъяснил, в чем состоит учение новациан, а Константин остроумно опровергал новацианскую доктрину, замечает: «об этом не упомянул ни Евсевий Памфил, ни другой кто. Догадываюсь, прибавляет Сократ, что умолчавшие об этом обстоятельстве находились в тех же условиях, в каких находятся многие писатели истории, т. е. они часто делают пропуски либо по неудовольствию к кому-нибудь, либо по благорасположению (I, 10)[123]. Из связи речи видно, что упрек этот всею тяжестью, по намерению Сократа, падает не на кого другого, как именно на Евсевия. Сократ недоволен Евсевием еще в том отношении, что, описывая времена после Никейского собора, он хотя и не молчит о спорах и разногласиях, тогда возникших, но умышленно не разъясняет, от чего зависело это явление. Критик пишет: «Евсевий говорит, что после собора Никейского Египтяне (Александрийцы) затеяли междоусобную войну, а причины не приводит; потому то, прибавляет критик, и называют его двуязычным». Впрочем эти последние слова Сократ, по-видимому, выражает не столько от своего лица, сколько от лица других (I, 23). В своей истории, в предисловии к шестой книге, этот же историк пишет: «в предшествующих пяти книгах… по возможности написана церковная история от времен Константина. Хотя мы и кончили, однако не могли написать всего того, что высказано древними историками, которые, как подумаешь, умели распространять и сокращать (скрадывать) происшествия». Едва ли можно сомневаться в том, что здесь выражается отзыв между прочим и об Евсевии с его сочинением: «Жизнь Константина», написанном в тоне далеко не беспристрастном.
122
Что именно заимствовал Сократ из Евсевия, это подробно раскрыто в сочинении: Ieep. Quellenuntersuchungen zu den Griechisch. Kirchenhistorikern (Leipz. 1884), S. 106–107; что заимствовал из Евсевия же Созомен (независимо от Сократа) это раскрыто тем же немецким исследователем, S. 141–144; а чем воспользовался Феодорит из Евсевия (независимо от Сократа и Созомена), это старается разъяснить: Guldenpenning. Die Kirchengeschichte des Theodoret von Kyrrhos, S. 3, 5–6, причем Гюльденпениннг точно обозначает как такие случаи, где Феодорит ссылается на Евсевия, как на источник, так и такие случаи, где он заимствует сведения из «Жизни Константина», не указывая своего источника. Вообще нужно сказать, что продолжатели Евсевия очень редко указывали свои источники и потому раскрытие источников, какими они пользовались, нередко встречает большие затруднения и может представляться спорным.
123
Нужно сказать, что известие Сократа о бытии Акесиа на первом вселенском соборе внушает некоторые небезосновательные сомнения. См. К. Смирнова: «Обозрение источников истории первого вселенского собора», стр. 223–30. (Ярославль, 1888).