Петух, кроённый из железа,
На крыше подвывает ветру
И тычет клювом в дальние края,
Куда есть доступ только детям,
Умудренным тайно мятной жвачкой.
О летних вечерах
Чуть слышно шепчут водостоки
И вспоминают о снегах.
Несет река не лета пыль,
Не камни, ошалелые на солнцепеке,
Не гальку глупую,
А истинную воду.
После полудня тонут улицы в
Прохладной изумрудной тени,
Как в притворе церкви.
А на лужайках – рать одуванчиков,
сверкающих на солнце,
Слепит улыбками,
Собачки семенят,
Коты – комочки шерсти из пылесоса.
Без умолку болтают мальчишки с
пружинистой походкой на резине.
Здесь все чудесным образом соударяется
Без трения.
Всех лечит лето – движения отточены и
быстры.
Здесь нету хвори.
Здоровье мира разлито равными долями,
Здесь гироскоп гудит, раскрученный усильем
пчел,
Что утопают в сонно-сладостном плену
цветочном,
Или колибри, часами источающих чистейший
звук…
В библиотеках, где из книг
С печатными цветами
Цветы засушенные выпадают,
В часах старинных пересохло время,
Они упрямо указуют на незнаемое время,
Которое ни вспомнить, ни забыть.
Библиотекарша здесь пребывает вечно,
Она едва ли знает, что такое юность;
Но чем мы старше, казаться будет нам,
Тем она становится моложе.
Лиловыми чернилами проставленные в книгах
Штампы – следов и дат цепочка —
к мудрости тропа.
Лилейные страницы шелестят и шепчут.
Бормочут мальчики, плутая между стеллажей,
Где все таинственно, подобно замшелому
колодцу,
Куда невежество кричит и слышит обучаемое
эхо.
Вот утесы, вот гранитные карьеры, где
Плаваем мы летними ночами
В прохладе слов
И на берег выходим, испещренные стихами,
Но даже вытертые полотенцем,
Они стекают с наших пальцев
И застилают нам глаза печалью светлой.
Весь городок, дома, лавчонки, «Элит-театр»,
библиотека – все превосходно.
Превосходно лето в превосходном граде,
Где из небес зеленые чернила дождем зеленым
опадают.
А на аэродроме,
Боже, только гляньте!
Как плавно,
Гладко, как красиво,
Смотрите! Видите?
Как пролетают мимо драконов тени:
Аэропланы – подобие воздушных змеев.
Обрезана бечевка.
Несуетливо
Ложатся в нисходящий дрейф…
И
Садятся
На
Траву.
Когда во дворе расцветали слоны[8]
Когда во дворе расцветали слоны,
Извлеченные из чердачной пылищи,
Где они обитали так долго,
Что розочки поблекли на боках,
И они наглотались пыли, и топтали древнюю
траву,
Невидимые глазу, в гуще джунглей,
В гостиной нашей, на полу.
И вот мы вывели на божий свет знакомцев
наших старых
И, выбив шкуры, развесили пред ликом солнца,
И тканые доспехи запестрели красками.
Какая царственность!
Величие Ганнибала, Рима, Альп,
Египетских саванов и гробниц, руин троянских
и дельфийских таинств…
По арабескам, наподобие этих, Виктория
некогда ступала.
На старой свалке для костей звериных
Теперь развешаны изысканные шкуры,
Добыча ржавчины и пыли. Sic transit gloria[9].
Все в прошлом, потускнело, позабылось,
подобно рококо,
Но в юности я выбивал клубы коричневые пыли,
Протаптывая тропки, и вызывал такие ароматы,
От которых могли бы низвергаться короли
И восходили бы на трон безумцы прокаженные
И грешники, раскаявшиеся притворно.
Старинное зверье на бельевой веревке,
Подверженное солнцу и ветрам,
Приливам и отливам времени.
Я ласково вас поколачиваю ракеткой-выбивалкою
из проволоки,
Высматриваю тигров под сенью ваших
крутых холмов,
Стою, взойдя на трон, среди слепых,
нетерпеливых старых, сонных туш.
Я знаю, современные ковры-карпеты
Безвкусны, необъятны,
Ничтожны и пошлы,
Рассчитанные на человеков
И улиток, которые на завтрак, обед и ужин
Поедают беспроигрышный зефир и пастилу.
Ну где еще в подлунном мире
Слоны пасутся во дворах?
8
«When Elephants Last in the Dooyard Bloomed», PS Magazine, 1969.
Парафраз заглавия элегии «Когда во дворе цвела сирень» («When Lilacs Last in the Dooryard Bloom’d»), написанной Уолтом Уитменом (1819–1892) на смерть Авраама Линкольна в 1865 году.