— Абсолютно. Но могу вызвать психиатра.
— Нет… психиатра не надо. Ленке позвоните.
— Несомненно.
— Как там у вас… — когда говоришь, становится легче. Там, внутри. И главное, отмечаю по ходу, что дышу уже спокойно. Что даже сил хватит, возможно, и сидеть. Потом попробую… что, если так, то я и встать скоро смогу. — С делами. Она говорила, что будет крыло открывать…
— Пока речь идёт о помощи нескольким конкретным пациентам, которую она оплачивает. Отделение и уж тем более крыло — это… довольно сложно.
— Хорошо.
— Что сложно?
— А то… будет чем заняться, когда помру. Она ж не сможет без дела. Или запьёт, или ещё хуже. А так, когда занят, то оно… легче. Понимаете, о чём я?
Как ни странно, но понимал.
— Слушайте… а скажите ей, пусть книг с собой привезёт.
— Каких?
— По истории… там, конец девятнадцатого века, начало двадцатого. Россия. Революция…
Потому что как-то оно одно с другим не стыкуется. В нашей реальности революция случилась в семнадцатом году. Это знаю даже я, от истории далёкий, а там — шестьдесят пятый и никаких революций, но зато царь-батюшка, дворянство и революционеры.
И понять бы, отменилась та, наша, революция вовсе или просто отложилась на некоторое время?
Да и в целом… я ж не соврал.
Если делом заниматься, то оно легче.
Глава 39
Систематический террор, совместно с другими, получающими только при терроре огромное решающее значение, формами открытой массовой борьбы (фабричные и аграрные бунты, демонстрации и проч.), приведет к дезорганизации врага. Террористическая деятельность прекратится лишь с победой над самодержавием, лишь с полным достижением политической свободы [17].
Сесть у меня получилось. Не в тот день, когда я очнулся, но на третий, когда притерпелся и к телу, и к миру, который теперь почему-то вызывал ощущение ненастоящести. Я то и дело принимался щипать себя, трогал подушку, простыни и одеяло. Включал и выключал смартфон, который Ленка оставила вместе с пятеркой пухлых томов. Я искренне надеялся их прочесть, но оказалось, что буквы перед глазами прыгают, а в слова не собираются.
И вообще от чтения болит голова.
Поэтому я попросил читать Ленку. Слушать было всяко легче. Она и читала. Потом читала медсестра. Одна, другая и третья…
И снова Ленка.
— Слушай, Громов… может, я найду кого? Ну, спеца, чтоб он тебе всю эту мутотень коротко пересказал? — предложила она, запнувшись на слове «контрреволюционное движение».
А я подумал и согласился, осознав, что тоже в этих всяких движениях запутался окончательно. Главное, что с революцией понятнее не стало.
Вопросов же прибавилось.
Была в том мире война? Первая мировая? О второй Еремей не упоминал. Про Кавказ вот говорил, но как-то… обыденно, что ли? Как о чём-то понятном и привычном.
А вот о мировой — так нет.
И скорее всего второй не случилось. Может, тогда и первой не было? А значит, и революции… и всё… замерло?
Возможно ли такое?
Профессор, высокий и тощий, похожий на седую цаплю в костюме, был весьма удивлён моим интересом.
— Простите… — сказал он. — Я, признаться, не очень понял, что от меня надо… точнее понял задачу в целом, но частности…
Он носил круглые очочки и острую, какую-то совершенно стереотипную бородку.
— Если я узнаю, для чего вам эта информация, я пойму, в каком контексте её подавать. Рассказывать ли о личностях той эпохи или же сосредоточиться на социальном процессе. Или, возможно, вам интересны некоторые конкретные события.
Павел Вячеславович чувствовал себя неловко и на меня старался не смотреть. Обычное явление. Люди боятся инвалидов и смертельно больных, даже когда болезнь не заразна, всё одно боятся.
Мне не привыкать.
— Скажем… вот… допустим, я решил написать книгу. Фантастическую.
Врать не люблю, но правда, чую, будет выглядеть ещё большим бредом.
— Про параллельный мир. Там магия и всё такое. Но время хочу, чтоб было как вот… в шестидесятые, только без Советского Союза… чтоб, допустим, мировой войны не случилось. Второй.
На меня смотрят устало и скептически. Ну да, где наука, а где — фантастические книги. Но терпят, потому что профессора истории не столько получают, чтоб от частных консультаций отказаться.
— И вот скажите, случилась бы революция, если бы не было первой мировой?
— Интересный вопрос.
Он щипает пальцами свою бородку.
— Сложный… и не поверите, но споры на сей счёт идут давно, едва ли не с момента самой революции.