Переехали мы ещё тогда, весной. Мишка подыскал доходный дом из числа приличных, в котором аккурат квартира освободилась. Второй этаж. Апартаменты не барские, но тоже весьма неплохие.[7] Шесть комнат. Окна выходят во внутренний двор, где хозяйка обустроила небольшой парк. Приличная обстановка.
И приличная же публика.
Слишком, как по мне, приличная.
Светочка ещё нос морщила, что, мол, это барство и жить надо проще. Но тут уж Мишка упёрся рогом, мол, проще — не значит, что в нищете.
Отвоевали.
И Светочка, пусть и вздыхала, но обжила комнату. Ещё одна досталась Татьяне. Тимоха с Мишкой тоже получили по отдельной, а вот нам с Метелькой одну на двоих выделили. Еремей и вовсе устроился в закутке для прислуги, заявив, что ему и там неплохо.
А прислуга у нас приходящая.
Пара горничных.
Кухарка.
Ещё кто-то там… в общем, как-то незаметно мы тут обросли и имуществом, и людьми, что порой злило, потому как иной раз и захочешь поговорить, а не выйдет — на стол накрывают.
Пыль метут.
И слушают же. Делают вид, что их тут нет, но всё одно слушают.
— Светочка, — Татьяна прервала поток слов, верно, тоже притомившись. — Ты, безусловно, права. Это проблема, причём весьма серьёзная, но, пожалуйста, не ходи больше к соседям.
— Чего? — шёпотом уточняю у Еремея.
— К генеральше пошла, начала рассказывать о том, что возможности даны, чтобы помогать сирым и убогим.
— Генеральша — это кто? Питимова?
Суровая тётка. Пару раз случалось сталкиваться. И под цепким её взглядом я прямо цепенел. А она морщилась, поднимала пенсне и проплывала мимо, сопровождаемая тучною круглолицею компаньонкой и тощею бледною горничной.
— Точно.
— И?
— И та заявила, что Светочка бесцеремонна. А милосердие — это вовсе не синоним попустительства греховности. Или как-то так… в общем, не сошлись.
Понимаю.
— Но… — Светочка застыла, прервавшись на полуслове.
— Света, это не те люди, к которым стоит обращаться, — мягко произнесла Татьяна. — Тебя и так считают слегка…
Блаженной?
Вот уж точно. Хорошее слово. И Светочке подходит идеально. Она ведь не со зла. Она и вправду пытается помогать людям. Всем. И видит в них только добро. Даже во мне. Порой вот случается перехватить её взгляд, задумчивый такой, печали полный, и ощущение появляется, что знает она куда больше, чем говорит. Что там, под тонкой оболочкой не сильно умной девицы, прячется нечто иное.
Важное.
Особенное.
Непостижимое. Во всяком случае, для меня. Слишком уж я приземлённый для высоких материй.
— Ругалась, да?
— Жаловалась, — Татьяна вернула кружечку на блюдце. — Домовладельцу. Приходил вчера.
И поморщилась.
Ну да, компания наша слишком уж разношёрстна, чтобы вписаться в местное общество. Это там, ниже, мы не были особо интересны. А здесь иное.
Здесь — приличные люди.
И приличные люди хотят видеть соседями других приличных людей.
— И чего хотел? — Мишка привстал даже и вид такой, недобрый вид.
— Хотел намекнуть, что нами недовольны, — Татьяна вот невозмутима. — Как я поняла, Невзоровская…
Ещё одна старуха. Маленькая и с виду миленькая, как пряник расписной. С налитыми щёчками, с любовью к старомодным чепцам и лентам, а ещё — цепким взглядом опытного ростовщика.
Ростовщичеством она и занимается. Правда, ссужает не копейки рабочим, но сотни рублей людям, как она выразилась, «своего круга», если оные попали в неловкую ситуацию.
Скажем, в карты проигрались.
— …потребовала, чтобы мы не выводили Тимоху в сад.
— С чего бы?
Тимоха тихий.
Улыбается.
Рисует. Издалека, если не заговаривать, он вовсе кажется обыкновенным. Этаким человеком в себе. Живописью увлеченным и только.
— Как-то она подошла, когда Тимоха рисовал, высказалась, что любит талантливых людей. Поинтересовалась, сможет ли он портрет её написать, чтоб недорого, — Татьяна обняла себя. — А он ей язык показал. И потом лепетать начал. Обрадовался. Он ведь радуется новым людям. Невзоровская и поняла, что с ним не всё в порядке. Я объяснила про контузию, про то, что он поправляется…
Молчу.
Да, Тимохе стало лучше. И тень его выглядывала много охотней. Она и больше сделалась, уже с кошку размером, но… он снова замер.
Николя лишь руками разводил. Мол, ждать надо. Просто ждать и надеяться.
— А она пожаловалась? — уточняю, глядя на Тимоху, который сгорбился над очередным листом.
— Да. Заявила домовладельцу, что не чувствует себя в безопасности. Что все контуженные — это тайные безумцы. И что однажды Тимоха возьмёт топор и всех убьёт… благо, Николай Степанович заключение дал, что Тимоха безобиден.
7
В доходных домах стоимость квартиры во многом зависела от этажа. Так, на 1–2 селилась публика обеспеченная — врачи, преподаватели ВУЗов, торговцы, юристы, чиновники. Случалось, что на 1 этаже устраивали магазин, а семья жила над ним, на 2. Квартиры 3 этажа считались «барскими». В таких апартаментах были ковровые дорожки, много просторных комнат, антикварная мебель и даже оранжереи. Стены квартир снаружи были украшены лепниной или мозаикой. Часто в объявлениях указывалось, что сдаётся такое жильё «только дворянам». Выше, на 4–5 этажах находились квартиры для публики победнее. Минимальная площадь и минимальное же убранство. Стоимость квартир тоже весьма отличалась. Так, барская квартира в 5 и более комнат в Петербурге стоила бы 165–415 рублей в месяц, расположенная на первых этажах уже — 45–75 руб., а вот самая простая — 16–21 руб. В Москве цены были ниже. Для сравнения, зарплата рабочего в среднем была около 15 руб. в месяц.