С приятным изумлением шёл Харикл среди этой массы народа, представлявшей совершенно необычное зрелище. Картины жизни афинской успели уже несколько изгладиться в его сознании в течение шести лет, что он был в отсутствии. Все города, виденные им в Сицилии, были до того пустынны, что в них гнездилась дичь, а в предместьях городов устраивалась нередко охота. Даже Сиракузы, которые Тимолеон[28] нашёл до того безлюдными, что лошади паслись в высокой траве, покрывавшей рынок, успели возвратить себе лишь в ничтожной степени своё прежнее оживление. В Коринфе он встретил такую жизнь, которая могла сравниться разве только с живою деятельностью Пирея или с оживлением афинской агоры[29]. Он попросил мальчика, предложившего ему фрукты, указать дом Сотада.
— Отца прекрасной Мелиссы и Стефанион, — сказал, улыбаясь, мальчик. — Он живёт близёхонько отсюда, — прибавил он, предложив довести до дома, и весело пошёл впереди Харикла, лишь только тот согласился.
Дом Сотада не был обыкновенной гостиницей, в которой принимали всякого, искавшего крова, где бы мог останавливаться путешественник, какого бы состояния он ни был, получать там удовлетворение потребностей на-
стоящей минуты, укрываться от непогоды или же находить отдых. Он пускал к себе только некоторых, по большей части хорошо известных ему посетителей, которые приезжали по нескольку раз в год и оставались в городе довольно долго. Для многих не было тайною, что две девушки, которых Сотад выдавал за своих дочерей, были основным капиталом, процентами с которого жила семья, а также и то, что их мать Никипа, обыкновенно называемая также Эгедион (козлёнок), была известна сначала под именем Амалатей и содержала прежде весь дом. Между тем Сотад старался показать перед посторонними, что он ничего не знает о ремесле своих дочерей, тогда как мать, хитрая посредница во всех подобных исканиях, пользовалась этой внешней строгостью хозяина дома для того, чтобы достичь как можно более выгодных условий.
В сопровождении мальчика Харикл дошёл до дома, довольно невзрачного на вид, стоявшего невдалеке от Кенхрейских ворот, на одном из самых бойких мест, где всюду были лавки. Соседство с Кранионом и улицей гавани приводило и сюда множество народа. Здесь находил всякий: и питающийся луком матрос, и натирающийся душистыми мазями щёголь, первый — за пару оболов[30], составляющую, может быть, более половины его дневного заработка, второй — за горсть серебра, — место, где принимала их нежная красавица, готовая удовлетворить желания каждого из них. Дав своему проводнику несколько монет, Харикл собирался уже идти к двери, но в это время мальчик, указывая на коренастого, не совсем опрятно одетого мужчину с наглой физиономией и осанкою, закричал ему, что человек этот и есть возвращающийся домой Сотад.
Юноша подошёл к Сотаду и объяснил в нескольких словах что он ищет гостеприимства на несколько дней и что друг из Аргоса советовал ему обратиться сюда. Незнакомец оглядел его с ног до головы, словно выдающий ссуду трапецит, и с удовольствием остановил свой взор на статной лошади и тяжело навьюченном благообразном рабе, сказав несколько недовольным тоном:
— Мой дом, в сущности, не место, где бы мог останавливаться всякий; ты бы гораздо лучше сделал, если бы пошёл в ближайшую гостиницу. Я имею дочерей, красота которых и без того привлекает слишком много поклонников, и при тесноте моего дома не так-то легко давать приют таким молодым людям, как ты. Впрочем, будь моим гостем, так как ты послан сюда моим другом из Аргоса; я позабочусь о том, чтобы ты и лошадь твоя ни в чём не нуждались.
28
Коринфский полководец. Брат его хотел захватить верховную власть в Коринфе. Тимолеон убил его и оставил город. Призванный жителями Сиракуз на помощь против Дионисия Младшего, он освободил от тирании Сиракузы за 340 лет до Р. X.; после этого жил в уединении до самой смерти в 337 г.
29
Агора — народное собрание в Афинах. Агорой называлась также площадь или место, где происходило народное собрание, а также и городской рынок.