Повисла мертвая тишина.
На шее Мо Жаня вздулись вены, а сердце отчаянно заколотилось, грозясь выскочить из груди.
У тени не было лица, но он точно знал, что в этот момент она пристально смотрит на него. Смотрит в упор, не отрываясь, изучая его...
— Размечтался!
Холодный меч пронзил его сердце, ядовитые зубы вонзились в шею.
Мо Жань почувствовал, как отчаяние разливается по его телу, словно смертельный яд, который он принял, когда ему было тридцать два года… проникает в печень и желчный пузырь... просачивается в сердце…
— И вовсе ты не переродился. Ты мертв и все мертвы. Хотя Сюэ Мэн все еще жив, но до глубины души ненавидит и презирает тебя, — сказала тень. — А теперь проснись, открой глаза, Наступающий на бессмертных Император, ведь ты все еще Повелитель Тьмы.
— Нет…
Услышав этот тихий и надломленный голос, который, казалось, бессчетное количество раз разбили и склеили вновь, Мо Жань далеко не сразу смог понять, что он принадлежит именно ему…
— Нет, все не так…
Вложив всю свою отвагу в каждую каплю крови и в каждую кость своего тела, он широко открыл глаза, в которых уже можно было разглядеть первые признаки подступающего безумия...
— Ты лжешь! Это невозможно! Это совершенно невозможно!
Тяжело дыша, он снова рубанул мечом по туманной фигуре перед собой.
Облако черного дыма снова рассеялось...
Но голос, полный неприкрытого сарказма, и не думал затихать:
— Вру? Но, Ваше Величество, почему бы вам не опустить взгляд? Что сейчас Вы держите в своей руке?
Глава 218. Гора Цзяо. Возвращение государя[218.1]
Он опустил голову.
Опустил голову и…
Казалось, кровь в его жилах потекла в обратном направлении, а в ушах загудело и зажужжало. Ведь перед ним был... Бугуй.
Он держал в руке то самое непревзойденное божественное оружие, что прошло с ним через сотни битв, его меч Бугуй!
Словно полная злобы коварная черная птица, длинный меч появился посреди этой непроглядной тьмы. В тонкой рукояти и закаленной стали чувствовалась неукротимая мощь и опасная грация истинно танского меча[218.2], что не нуждался в ножнах. Сложно было не узнать его…
На инкрустированном в рукоять золотом кольце было написано:
Бугуй… Без возврата…
Помню цвета яшмы поле зеленое, помню тот киноварный мост[218.3].
Минул еще один год, государь так и не вернулся[218.4] домой.
Боль была такая, словно его ударило молнией. Свет в сузившихся до размеров кончика иглы зрачках почти погас. Лицо стало бледнее, чем у мертвеца и свирепее, чем у самого злобного призрака.
— Нет... Нет… Нет!.. Не надо!
В отчаянии он отбросил Бугуй, но привязанное к его сердцу божественное оружие не упало на землю, а просто само вошло в ножны на его поясе.