Выходит — каждый год терять 2 месяца для хождения на поклоны к университетским вельможам… нерадостная перспектива.
Но это — «бюрократия» или, если хотите, «партократия». А с точки зрения «дела», мой докладчик мне говорил, что Ваша аттестация была одной из лучших и была бы даже лучшей, если бы большее число членов великомощной комиссии разумели какой-либо язык, кроме французского. Это выходит, они нас судят!
Так или иначе, Ваша аттестация остается одним из острейших оружий моего арсенала, на будущий год. За что искренне Вам признателен.
Так или иначе, пока что (в октябре?) из библиотеки ухожу, потому что тем временем в ней создалось невозможное положение. И на этот счет мог бы многое Вам рассказать, но предпочитаю, чтобы Вы сам, в следующий Ваш визит к нам в Париж, убедились в разнице, происшедшей за Ваше отсутствие.
Б) Что касается Вашего любезнейшего предложения прислать мне микрофильм второй книги Чурилина и книги Ганина, то, к сожалению, я вынужден от этого, крайне для меня не только приятного, но и полезного дела, отказаться.
Имевшийся у нас допотопный аппарат для чтения микрофильмов окончательно испортился, и, ввиду того что оказалось невозможным его починить, его выбросили на свалку, а купят ли другой и когда — один Бог знает. Пока директор школы сказал, что такой аппарат «баловство» (du chique) и что он, дескать, попал в Academie Francaise, не прибегая к оному, так что…
Что же касается снимка, пусть он даже будет белым по черному или хоть зеленым по лиловому — то я был бы Вам за него весьма и весьма благодарен. Верну по использованию, если и когда и, как всегда, готов Вам доставить все, что захотите. Не думайте, что я Лошака и Пиллата не продолжаю искать — но вот видите, еще не нашел.
Причем, без ложной скромности, знайте это: я теперь в Париже один из самых умелых «доставателей» трудных книг и многие ко мне обращаются по такого рода делам. Так что, и особенно для Вас, это никак не по халатности.
В) Мне было бы в высшей степени интересно узнать Ваши возражения по поводу антологии Триоле, т. е. Ваши расхождения с моей статьей. Если Вы нашли бумажку, на которой Вы их отметили — я был бы очень рад узнать и ваши мнения, и мои возможные ошибки.
Тем более что вот ошибки, которые указывали Вы, обычно соответствуют действительности. Тогда как вот меня немало удивили замечания Ю.П. Иваска (в «Новом журнале»), будто у Каверина нет политической позиции (а «в ожидании варваров», хотя бы, в числе прочего?) и о том, что в средневековом и древнем мексиканском искусстве нет радости жизни — а вся их керамика, да и многие барельефы и металлические изделия и т. д. и т. д. и т. д.?
Тогда как ведь ему, как лицу живущему в Америке, легче было, чем мне в Европе, ознакомиться с искусством Мексики.
С Вами таких «оказий» никогда не случается. Не сомневаюсь не только в его добросовестности, но и в его доброжелательстве по отношению ко мне, только не понимаю, как это он так «смазал».
Г) Насчет «объяснений» Якобсона с Вами о Триоле — тоже много можно было бы сказать. Один из примеров «хорошего» перевода Арагоном Пушкина я привел в статье. При необходимости могу привести еще. Только первая строфа «Евгения Онегина» ему действительно блестяще удалась. Но и только. Что же касается переводов остальных (двоих я пощадил больше по личным соображениям) — то это просто «курам на смех». Примеров можно привести сколько угодно.
Гиппиус, дескать, «трудно», а малограмотных пролеткультовцев «легко»?
Тоже хорош, этот Ваш Якобсон!
Д) С нетерпением ожидаю выхода Ваших новых книг о футуризме, пусть даже по-английски. На безрыбье и рак рыба. Еще придет пора Вам и нам вместе вдоволь писать и публиковать по-русски. Вот когда Вы засияете полным блеском. Потому что по-английски у Вас выходит, ей-Богу, не лучше, чем у Чижевского по-немецки. В. Сирин-Набоков, как бывает теленок с двумя головами. Всем же нам прочим — лучше писать по-русски. А вот Набоков-то феномен. Мне требовательные и малоподвижные умственно англичане говорили, что «один из лучших современных английских стилистов»!
Правда, это ведь ценою подлинности. Он и по-русски не совсем русский. Так что ему завидовать нечего.
Уезжаю из Парижа на месяц август. Почта будет ждать моего возвращения.
Желаю Вам и Лидии Ивановне хорошо провести время на каникулах и рад буду получить от Вас известия.
Искренне Вам преданный Э. Райс
33
Париж 20-Х-66
Дорогой Владимир Федорович.
Наконец-то, после долгих мытарств, получил я назначение тут в одну около-университетскую лавочку, сроком на один год. Ваше доброжелательное и умно составленное письмо, несомненно, посодействовало этому результату в немалой мере. Не сомневаюсь также, что из дружеских соображений Вы преувеличили «для них» мои весьма скромные заслуги.
Знаю, что в связи со всеми этими передрягами давно я Вам не писал — и не Вам одному. И вот, нахожу в моем портфеле Ваше письмо, в числе подлежащих ответу, с незапамятных пор.
Так что теперь надо будет снова двинуть все, было уже застрявшие на мертвой точке, дела. Одно из первых: ответить на любезное письмо Зака и приобщиться, если он согласится, к его стихам, сумевшим Вас заинтересовать.
Продолжаю остро интересоваться объявленными Вами к выходу работами. Если хотите, все охотно сделаю, что в моих силах, чтобы сосватать Вас с Б.А. Филипповым для Ваших ценнейших литературных проектов. Буду благодарен, если сообщите, где выйдут Ваши английские или англорусские работы, чтобы их тут достать.
Что касается полученных Вами микрофильмов Ганина и второй книжки Чурилина, то, конечно, интересуюсь ими в высшей степени, на которую только способен. Но — не беда, если фотография будет белым по черному. Микрофильм был бы хуже, потому что аппарат для чтения Школы восточных языков — единственный, к которому я имел доступ, — совершенно скис, и не похоже, чтобы они собрались его починить. Тут все-таки Европа и даже отсталая Франция, а не технически оснащенная Америка.
Но… м. б., я бы смог здесь сфотографировать микрофильмы у какого-нибудь здешнего фотографа и Вам их вернуть? Если бы так можно было сэкономить Ваши хлопоты?
В этом последнем случае попрошу Вас мне точно указать формат оригиналов. потому что иначе здешний фотограф не берется их снимать. Не знаю почему, но это так.
Если желаете, охотно готов Вам послать мои новые статьи в «Возрождении», в которых ругаю интеллигенцию на чем свет стоит и призываю громы небесные на ее предательскую, пустую башку[202]. Готовлю статью про Америку (философско-историческую, с ацтеками и с мормонами), затем — если условия позволят — попытка воскрешения Тредьяковского[203], развенчания Некрасова и об Андрее Белом, по поводу сюрприза, сделанного нам «Библиотекой поэта». Но… человек предполагает, а Бог располагает — будет ли время, силы и «вдохновение»? Разнос интеллигенции уже напечатан.
Прошу Вас не обижаться за мое долгое молчание и надеюсь отныне впредь быть аккуратнее.
Сердечный привет Лидии Ивановне.
Искренне дружески Ваш Э. Райс
34
Париж 29-IV-67
Дорогой Владимир Федорович.
От всего сердца благодарю Вас за «Вторую книгу» Чурилина. Она мне кажется интереснее первой, более сгущенной, словесно более требовательной, более смелой.
Если хотите — более «экспериментальной». В глазах многих, это, м. б., недостаток, и возможно даже, что эта книжка была промежуточным звеном к чему-то третьему, чего мы так и не удостоились увидеть.
Но именно ее лаконичность и сосредоточенность кажутся мне, в некотором смысле, достижением, независимо от того, куда все это привело бы в дальнейшем, при нормальных условиях.
Любопытно также, что путь, которым он идет в этой книжке, странно близок к футуристам. Чурилин ведь был скорее человеком лагеря Клюева и Ганина, скорее, чем, напр<имер>, Крученыха. Но как сильная личность, он соединял в себе разные возможности, поверх школ и группировок, и шел, вероятно, к синтезу «крестьян» с футуристами, через своеобразное использование зауми.
202
Большая статья Райса «Интеллигенция и культура» была опубликована в 1966 г. в № 177 и 178 «Возрождения».
203
Статья «Василий Тредьяковский — поэт» вышла три года спустя, в 1969 г. в № 207 и 208, все остальные замыслы не были воплощены.