Он, конечно, не из таковских, без борьбы не сдастся, да и сейчас уже многое отвоевал назад, но пока еще прежней свободы действия не обрел. Ему еще всякие идиоты навязывают скабичевщину. Подождите. Я его запрошу и, когда снова станет возможно (это зависит и от исхода президентских выборов у Вас), — я Вас оповещу.
А Струве — ему можно, ему американские полуленинцы верят. Он же, все-таки, «святые заветы» в чемодан не прячет.
Прошу, не сердитесь за мое долгое молчание. Тому виной не только надежда на встречу в Мюнхене, но и французские события. Вы, верно, видели, живем мы в самом центре, в самом узле происходящего. Одна из баррикад стояла у самых окон нашей спальни. И ее уже 2 раза восстанавливали и снова разрушали.
И все это ночью, под взрывы слезоточивых бомб и ответные студенческие вопли и драку. Полиция даже стреляет, и бывают убитые — а раненых несколько сотен — студенты же, для обороны, сорвали решетки с парков, скверов и пользуются также камнями из мостовой. Кроме того, ими применяется так наз<ываемый> «Coctail Molotov» (почему сей солиднейший каменный зад?[216]): бутылка с горючим со вставленным в нее зажженным фитилем. Если она разбивается, то пламенем может поджечь добротно одетого жандарма.
Все это опасно (особенно открываемыми им перспективами мировой абсолютной революции), но и прекрасно. Большинством юношей двигают благородные побуждения — борьба за правдивость и прямоту в политике (хотя оно и не выполнимо) и за попранную коммунистами и их союзниками свободу.
В защиту частной собственности я лично на стенку не полезу, но за свободу— да!
Только, увы, они так отравлены марксизмом, что, в случае своей победы, они предполагают уничтожить всю литературу, искусство и гуманитарные науки целиком за… «бесполезностью». Все силы повернуть в сторону техники. Писаревский ужас!
Так что тут — много хорошего, но немало и дурного. И… неизвестно, что будет. Генерал[217] явно износился, и его прокоммунистическое упрямство немало подливает масла в этот огонь.
Вы, я думаю, понимаете, что в таких условиях, живя в самом центре таких событий — сосредоточиться трудно. Еле успеваю справиться с узко профессиональными работами.
Мы тут, без преувеличения, слышим, как бьется учащенно сердце истории и грозит разорваться. «Блажен, кто посетил сей мир» и т. д. тютчевское. Вот мы его и переживаем наяву. А завтра, м. б., и на собственной шкуре.
Сердечный привет Лидии Ивановне. Жена Вам кланяется. Буду очень рад Вашему письму.
Искренне Вам преданный Э. Райс
37
Париж 10-XI-68
Дорогой Владимир Федорович.
Сердечно Вас благодарю за присылку Вашего magnum opus про русский футуризм, по-английски. Я его только что получил и принялся с жадностью его грызть. Но все-таки пока я еще не могу Вам многого о нем сказать, кроме того, что я уже вижу, что в нем имеется уйма конкретных сведений, которые я непременно использую для моей диссертации.
Да к тому же большинство даваемых Вами сведений взяты прямо из первоисточников, за которыми, при нашей местной бедности, невозможно было бы и угнаться.
Вы должны были обработать огромное количество материала. Одна только Ваша библиография — устрашающа!
Еще раз Вам спасибо и за Ваше внимание, и за самую работу.
Только одно: книжку Вы было мне прислали на адрес Школы восточных языков, в которой я давно не работаю и в которой у меня есть и противники.
Дошла же она до меня только благодаря усердию моих тамошних друзей. Но они могли бы и не доглядеть. Так что лучше знайте мой новый адрес, домашний: Е. Rais, 3 rue des Ecoles, Paris 5е.
Видел тем временем переизданного Вами Хлебникова, первые 4 тома[218]. Для Вашего оригинального 7-го тома, который был объявлен, я Вам советую обратиться к Софье Григорьевне Laffitte 60 bd. St. Michel Paris VIе, которой известно местонахождение полурукописного сборника неизданных хлебниковских текстов, купленного ею год тому назад для какой-то, ей известной, университетской библиотеки. Фотокопия с этого издания была бы наверняка для Вас очень интересной.
Она Ваша коллега, но если хотите, можете сослаться на меня.
Сердечный привет Лидии Ивановне.
Дружески Ваш Э. Райс
38
Париж 18-XII-68
Дорогой Владимир Федорович.
Уже договорился с вершителями судеб «Возрождения» о двух статьях о Вас: по поводу Вашей книжки о р<усском> футуризме и Вашего издания Хлебникова, если и когда оно закончится.
По поводу этих ваших работ надеюсь сказать кое-что и о самом футуризме, о моем к нему отношении, как и к Вам, на что, надеюсь, не посетуете.
Статьи предполагаются длинные, страниц по 15–20, — дал бы только бог времени. Боюсь, как бы дела снова не зажали меня на неопределенный срок.
А пока для всего этого читаю Вашу книжку о футуристах с необыкновенным увлечением, почти что не меньшим, чем Ваши статьи по-русски, в доброе старое время в «Гранях» и в «Новом <журнале>». Конечно, все-таки жаль, что это не по-русски, что цитаты — в английском переводе и т. п. Но на этот счет я надеюсь на обещанную Вами, в числе многого другого, в предисловии, обещания издать «А Comprehensive anthology of Russian Futurist poetry, prose and literary theory». Насчет «literary theory», Вы уже издали у Чижевского прелюбопытнейший сборник. Остаются «poetry» и «prose»… Бумаги не жалейте!
За «Эпиграфы» Ландау будет большое спасибо — их тут никто не знает.
Есть ли в «Утреннем свете» что-либо не вошедшее в присланные Вами мне прежние его сборники?
Евгении Ивановне наше с женой сердечнейшее сочувствие и приветы.
Сердечно Вас приветствую искренне Ваш
Э. Райс
39
Париж 21-III-69
Дорогой Владимир Федорович.
Большущее Вам спасибо за «Эпиграфы». Я Ландау знал и ценил за «Сумерки Европы»[219], написанные до Шпенглера (в основном) и во многом оказавшиеся пророческими. Среди русских реакционных мыслителей XX века ему принадлежит одно из видных мест.
Но, право, я не ожидал, что он на самом деле окажется таким умным! Он — умен, в этом его главная характеристика, независимо ни от какой идеологии. А в «Эпиграфах», пожалуй, что уже и об идеологии-то говорить нельзя. Что это все-таки не философия, возможно, даже хорошо. После Д.П. Мирского Вы — первый, кто о нем вспомнил.
Теперь так: пришлось (гл<авным> обр<азом> по профессиональным соображениям) мне приобрести громоздкую махину для фотокопии на дом. Она дает неплохие оттиски и (я это старательнейшим образом проверил) нисколько не вредит оригиналу.
Если бы Вы на то изъявили свое согласие, это нововведение могло бы внести новую эпоху в наш с Вами обмен материалами: я могу, отныне впредь, фотокопировать для Вас любые имеющиеся в Париже материалы, которые я смогу заполучить на дом. Это сразу исключает фонд Национальной библиотеки, откуда по закону книги не выдаются на дом никому ни за какие коврижки, а также и те другие материалы, хозяева которых откажутся мне их доверить, хоть на 2–3 дня.
Все-таки, как Вы понимаете, возможность для меня поставлять Вам материал расширяется, таким образом, в весьма существенной мере. Одно дело разрешить послать книгу в Америку, другое — дать ее на дом на очень короткий срок.
Я, конечно, буду рад доставлять Вам все, что только будет возможно.
С другой стороны, это, м. б., облегчит Вам сообщение материалов мне. Напр<имер>, вот, «Эпиграфы». В понедельник я получаю махину (сегодня пятница), так что во вторник-среду «Эпиграфы» смогут уйти к вам назад заказным.
Это же, м. б., решит задачу «Утреннего света». Судя по присланному Вами оглавлению, в нем немало текстов, не вошедших в присланный Вами мне в фотокопии сборник 1935 г. Похоже, на глазомер, что в нем текстов раза в 2 или даже в 2 1/2 больше.
216
Существует несколько версий происхождения названия «коктейль Молотова». Согласно отечественной версии простое, но действенное средство прозвали в народе именем советского министра иностранных дел, потому что именно В.М. Молотов подписал постановление ГКО от 7 июля 1941 г. «О противотанковых зажигательных гранатах (бутылках)». Финны предлагают свою версию, относя возникновение термина к советско-финской войне, в ходе которой советская авиация бомбила Хельсинки, а Молотов отрицал бомбардировки, заявляя, что советские самолеты доставляют продовольственную помощь. Авиабомбы в Финляндии получили название «молотовских корзин для пикника», а бутылки с зажигательной смесью, в изобилии производившиеся финской промышленностью, стали называть «коктейлем Молотова». Союзники приписывают название себе, справедливо указывая на то, что в СССР оно официального распространения не получило.
217
Когда в мае 1968 г. во Франции начались студенческие волнения и общенациональная забастовка, Шарль де Голль (de Gaulle; 1890–1970), в 1965 г. избранный президентом на семилетний срок, распустил Национальное собрание и назначил новые выборы, победу на которых одержали голлисты. 27 апреля 1969 г. де Голль потерпел поражение на референдуме по вопросу о реорганизации сената и на следующий день ушел в отставку.
218
Chlebnikov V.V. Gesammelte Werke / Hrsg. V. Markov. 4 Bd. Miinchen: Wilhelm Fink Verl., 1968–1972. (Slavische Propylaen, B. 37:1–4).
219
Ландау Г. А. Сумерки Европы. Берлин: Слово, 1923. Журнальный вариант вышел девятью годами раньше (за четыре года до появления книги О. Шпенглера «Закат Европы»): Ландау Г.А. Сумерки Европы // Северные записки. 1914. № 12. С. 28–54.