Ну а русская эпистолография — думали ли Вы о ней? Переписку Пушкина с Вяземским еще знают, а кто помнит о письмах Станкевича?[51] У любого другого народа он был бы одним из первых классиков! Хотя сколько я ни боролся за опубликование в Чеховском изд<ательстве> писем Гиппиус, кот<орые> легко собрать[52], — они остаются неумолимыми и предпочитают им Чирикова и историч<еские> романы Данилевского. Если так — скоро докатимся до Чарской![53]
Еще немало другого я нашел в Вашем «винегрете».
Вообще до сих пор (это могло, м. б., оказаться для Вас почему-либо неудобным) я избегал говорить с Вами о политике. Еще и потому, что о ней говорят много, а о культуре мало, недостаточно. Но Ваша заметка о «предчувствиях»[54] поразила меня своей неожиданной верностью.
Ведь «мы»-то действительно не «глядим на будущность с боязнью», а это не может ничего не означать. От всей души желаю наступления указанного Вами за пунктом 2а) и начинаю на него надеяться (раз мы не ощущаем ужаса в будущем, да и, наконец, все на свете кончается когда-либо!).
Но не разделяю Вашего негодования по пункту 26). Если большевизм эволюционирует в сторону приемлемого, т. е. если он станет проникаться идеями свободы и уважения к человеческой личности и проводить их на практике (даже не сразу и даже с оговорками), то — зачем «стулья ломать» и почему это должно волновать нашу совесть?
Конечно, я понимаю, что по-настоящему Россия будет свободной только в тот день, когда ленинский мавзолей будет сровнен с землей, а его обитатели вывезены в помойке за город, но… «спуск на тормозах», заторможенный Ждановым, м. б., удастся Булганину, и я готов молить Б<ога>, чтобы оно так и было — сколько страданий, сил, ценностей и т. д. все-таки это бы сэкономило для России!
Кроме того, облегчение гнета могло бы помочь подготовке его свержения… Или же Вы неполно объяснились?
Вернемся к Вашей критике моей антологии, за нелицеприятство которой Вас очень благодарю. Grosso modo[55], тут 2 вопроса: 1) тогда я еще сам хуже был знаком с новой русской поэзией, чем теперь, и 2) издатель и я находились под давлением прямой советской угрозы (тогда это было во Франции реальностью и нельзя было предвидеть эволюции) — чем и объясняется отсутствие Г. Иванова, Смоленского, Пиотровского, Божнева и мн<огих> др<угих> талантливых эмигрантов (были «разрешены», и то с трудом, только лица, взявшие советский паспорт, и покойники, — к которым я попытался присоединить Н.А. Оцупа и так провести). Они же навязали нам Светлова, Симонова, Исаковского. От Долматовского удалось отбояриться и т. д. Эренбурга похвалили из тактических соображений…
Но в то время я сам еще не знал В. Инбер, Стрельченко, Коваленкова, Прокофьева и мн<огих> др<угих> приемлемых молодых советск<их> поэтов. О Павле Васильеве впервые узнал из Вашей книжки и сразу сильно полюбил его «Город Серафима Дагаева», кот<орый> теперь знаю наизусть. Это ни на кого не похоже и необычайно сильно. Но не только его большой дар меня трогает, но также и тот «потонувший мир», поэтом которого он является. Или его стихотв<орение> «К сестре». Но мы осуждены на бессильное бешенство, глядя на гибель таких людей, как Васильев, и еще, наверное, их рукописей. Он все-таки успел как-то себя проявить, а сколько погибло и гибнет таких, которые не успели и попасть в печать! Кто его знает, сколько русских Шекспиров и Данте были осуждены долбить мерзлый камень в Нарымском крае!
Кроме того, как и вообще за границей, — недостаток книг! Не было Клюева, просто нельзя было достать, кроме мало значительного «Четвертого Рима»[56]. Заболоцкого впервые вычитал тоже из Вашей книги (а где Вы его достали?[57] Где он есть в САСШ?). Но и Багрицкого как следует нельзя в Париже проштудировать. А замечательных, погибших в начале революции Чурилина[58], Ганина[59], Орешина[60], Петникова[61] и мн<огих> др<угих> — тоже решительно достать невозможно. А ведь это были восходящие звезды русской поэзии, шедшие к занятию первых мест! Даже Кирсанова — все та же «Золушка». Но ни одной из его книг 1925–1940 гг.[62] достать не удалось, хотя я уверен, что среди многого написанного в угоду начальству там есть и подлинные шедевры. Многого я ожидаю (но еще никогда не имел в руках) и от раннего Асеева. А В. Каменский (тоже ранний), а Фиолетов[63], а Липскеров[64], а Доронин![65] Даже поэтов предреволюционных не всех удалось достать. Комаровского, Гуро пришлось цитировать из третьих рук, Л. Семенова[66] и Садовского так и не удалось найти. И до сих пор очень многое из этого остается мне недоступным.
Вот вы говорите о переоценке[67]. По-моему, переоценке надо подвергать не только отдельных знаменитых поэтов, но и все поэтическое наследие.
Надо открывать незамеченных. Вот я ищу стихи В. Дрентельна[68], Бутурлина[69], Д.П. Шестакова[70] (конца XIX в.) — интересных современников Надсона, предтеч символизма, знакомых мне только по отрывкам. В Казани, в Киеве, в Одессе была интереснейшая провинциальная поэзия, часто всероссийского значения (Росимов, Самоненко, Иерусалимский[71]) — но и ее не достать. Обладай мы нужным материалом, я уверен, что удалось бы сделать ошеломительные открытия. Ведь и американцы долго не знали Мельвилля, англичане Донна и Беддеза, немцы Гельдерлина и т. д. Почему же предположить, что только в России бы не нашелся забытый современниками гений?
Поэтому-то я и копаюсь так усердно в мелочах, в надежде, как крыловский петух, найти в навозе «жемчужное зерно». Да иначе и нельзя. Только в массе анонимной серости можно выделить подлинно значительное. Легче и приятнее наслаждаться уже готовыми Заболоцким или Васильевым, но для того чтобы их впервые обнаружить, надо было кому-то, в свое время, прожевать «тысячи тонн словесной руды».
Впрочем это не камень в Ваш огород — Вы знаете, как дороги (и не мне одному) Ваши essays, и, не будь Вас, я бы и до сего дня не знал о существовании П. Васильева и так бы и не увидал ранних стихов Заболоцкого, которых нет нигде во Франции.
А вот еще интересный и не очень молодой ученик Клюева: Сергей Островой, автор книги «Город моей юности»[72].
Хотя в советских условиях я себе не строю никакой иллюзии насчет шансов на развитие у таких поэтов, как Асадов, Матусовский, Межиров, Д. Осин, А. Соколов и, вероятно, Ваш Урин, но все-таки знать нельзя — большой талант может себя, хоть и криво, а проявить, как, напр<имер>, Кирсанов, а юнцы эти определенно не лишены таланта.
Теперь коснемся периода менее для нас мучительного, чем советский. Возьму Ваши замечания по порядку.
Жуковского мало. А не слишком ли много? Расплывчатый поэт в тогдашней моде с бедным, мало выразительным словарем… Впрочем, если Вы у него знаете хорошее — рад буду, если Вы мне его укажете. А до Ваших возможных у него открытий он, по-моему, заслуживает энергичной «переоценки» в пользу Батюшкова, которого, пожалуй, можно было представить полнее. Но он очень связан с языком и слабо доходит до иностранцев. По этой же причине я поскупился на Карамзина, Давыдова и Вяземского. Федора Глинку (какой изумительный поэт!) и Кюхельбекера я сам еще тогда не знал. Семена Боброва и Ширинского-Шихматова до сих пор не могу достать.
Пушкин… побольше. А что, напр<имер>? «Роняет лес», напр<имер>, первая строфа для иностранного читателя представляет самое большее описательный интерес, все — чересчур длинно, и вообще пушкинский гипноз связан с языком. Я было думал отстранить мелкие стихотворения и дать «Анжело» целиком. Стоило бы, и дало бы иностранцам о Пушкине достойное понятие. Но — Вы сами понимаете, что отстранение всей его лирики тоже не могло быть решением. Всякий раз, когда его представляешь иностранцам, приходится плохо, тем более что мы несем также ответственность и за его репутацию «первого» русского поэта. Все опасаешься, как бы они не сказали: «Только и всего?»
51
Переписку Николая Владимировича Станкевича (1813–1840) впервые собрал и опубликовал П.В. Анненков: Николай Владимирович Станкевич. Переписка его и биография, написанная П.В. Анненковым. М., 1857. Позже А.И. Станкевич выпустил другое издание: Переписка Николая Владимировича Станкевича. 1830–1840. М., 1914. Подробнее см.: Матвеева О.И. Переписка Н.В. Станкевича как явление литературы. Дисс… канд. филол. наук. Самара, 2004; Коневец С.Н. Эпистолярное наследие Н.В. Станкевича в контексте литературного движения 1830-х годов XIX века: Дисс…. канд. филол. наук. Саратов, 2005.
52
Эта мечта Райса осуществилась (да и то частично) лишь семнадцатью годами позже: Intellect and Ideas in Action: Selected Correspondence of Zinaida Hippius / Comp, by T. Pachmuss. Miinchen: Wilhelm Fink Verl., 1972.
53
Произведения Л.А. Чарской в Издательстве имени Чехова не выходили, а книги упомянутых Райсом авторов и впрямь были выпущены: Чириков Е. Юность: Роман / Предисл. Л.М. Камышникова. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1955; Данилевский Г.П. Сожженная Москва: Исторический роман. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1954.
54
«Поколение наших литературных отцов жило предчувствиями. Символисты ожидали “страшного”, и оно сбылось. Наше поколение почему-то не “глядит на будущее с боязнью”. Несмотря на бомбы (атомные, водородные), на "холодную” войну — нет предчувствия конца. Объяснение может быть трояким: 1. Гангрена. Ужас без конца отупил. 2. Никакой эсхатологии не будет: а) потому что большевизм рухнет неожиданно, быстро и фарсово; б) потому что большевизм постепенно перейдет в нечто более или менее приемлемое миру и все успокоится. Кроме кучки людей с совестью, но без влияния» (Марков В. Из дневника «нового» эмигранта. С. 202).
56
Клюев Н. Четвертый Рим. Пб.: Эпоха, 1922. Однако в 1954 г. Издательство имени Чехова выпустило солидный двухтомник Клюева под редакцией Б.А. Филиппова.
57
Переписанные на машинке копии стихов Н.А. Заболоцкого Марков получил для своей антологии от Г.П. Струве, которому, в свою очередь, прислал их Б.А. Филиппов, см. переписку Маркова с Г.П. Струве осенью 1952 г. (Hoover. Gleb Struve Papers; Собрание Жоржа Шерона). Судя по описанию, это были стихотворения, предназначенные для сборника, который Филиппов намеревался издать. См. письмо Струве Маркову: «Я получил от Филиппова (видите, как он обязателен со мной) переписанные на машинке стихотворения Заболоцкого. Туда входят: СТОЛБЦЫ — ТОРЖЕСТВО ЗЕМЛЕДЕЛИЯ — ЛОДЕЙНИКОВ — ВТОРАЯ КНИГА — СТИХОТВОРЕНИЯ 1948 — Библиографическая справка и статья Александра Котлина “Поэт эпохи” (последнюю он, впрочем, пока не прислал мне). Всего вместе около 80 страниц (без статьи). Я так понимаю, что Филиппов хотел бы этот сборник издать, но не знаю, возьмет ли его Чеховское изд<ательст>во» (Собрание Жоржа Шерона). Копия рукописи хранится в библиотеке Сиракузского университета, в картотеке она описана как книга с предисловием Котлина, и исследователи иногда упоминают о ней как о вышедшем издании. Статья А. Котлина (наст, имя и фам. Александр Николаевич Егунов; 1905–1980) под названием «Поэт эпохи» была опубликована в дипийском журнале, изданном на ротаторе: Начало: Литературно-художественный и научно-популярный сборник. № 1. Фишбек: Изд-во Культпросветотдела лагеря Фишбек, Британская зона, 1947.
58
Чурилин Тихон Васильевич (1885–1946) — поэт, близкий к футуристам. Страдал психическим расстройством, неоднократно подолгу находился в психиатрических лечебницах (в 1910–1912, 1927–1931, 1945–1946). Сборники стихов, подготовленные им после революции, не дошли до читателя.
59
Ганин Алексей Алексеевич (1893–1925) — поэт есенинского круга. Осенью 1924 г. арестован по обвинению в принадлежности к «Ордену русских фашистов» и расстрелян.
60
Орешин Петр Васильевич (1887–1938) — поэт есенинского круга. В 1937 г. арестован по обвинению в террористической деятельности и расстрелян.
61
Петников Григорий Николаевич (1894–1971) — поэт-футурист, переводчик, сотрудник издательства «Academia» (в 1925–1931). С конца 1950-х гг. жил в Крыму.
62
За этот период С.И. Кирсанов выпустил три десятка книг, но в эмиграции, действительно, известность получила лишь «Золушка» (М.: Гослитиздат, 1935), вызвавшая одобрение Г.В. Адамовича, откликнувшегося на журнальную публикацию поэмы в № 1 «Нового мира» за 1935 г. (Адамович Г. «Золушка» // Последние новости. 1935. 16 мая. № 5166. С. 2).
63
Фиолетов Анатолий (наст, имя и фам. Натан Беньяминович Шор; 1897–1918) — сотрудник уголовного розыска в Одессе, поэт, участник объединений «Коллектив поэтов», «Зеленая лампа» и др. Выпустил единственный сборник стихов «Зеленые агаты: Поэзы» (Одесса: Изд-во С. Силвера, 1914). Погиб в стычке с бандитами. См. также: Фиолетов А. О лошадях простого звания. Одесса, 2000.
64
Липскеров Константин Абрамович (1889–1954) — поэт, переводчик, драматург, выпустил несколько книг, с конца 1920-х гг. занимался только переводами.
65
Доронин Иван Иванович (1900–1978) — поэт, называвший себя «урбанистом деревни», автор нескольких сборников стихов, наиболее активно печатался в 1920-х — начале 1930-х гг.
66
Семенов Леонид Дмитриевич (1880–1917) — поэт, прозаик, религиозный пропагандист, внук знаменитого путешественника П.П. Семенова-Тян-Шанского. В начале 1900-х гг. революционер, затем толстовец, после 1905 г. стал странником. Убит бандитами. При жизни выпустил единственную поэтическую книгу «Собрание стихотворений» (СПб.: Изд. «Содружества», 1905). Подробнее см.: Семенов Л. Стихотворения. Проза / Изд. подгот. B.C. Баевский. М.: Наука, 2007.
67
«Почему так много воспоминаний о поэтах и так мало интересных переоценок их творчества?» (Марков В. Из дневника «нового» эмигранта. С. 201).
68
Дрентельн Владимир Юльевич (Юрьевич) (1858–1911) — офицер, выпустивший единственный сборник «Стихотворения» (СПб., 1889), скончался от тяжелой психической болезни. Возможно, Райс обратил внимание на его стихи, обнаружив их в антологии П. и В. Перцовых «Молодая поэзия» (СПб., 1895).
69
Бутурлин Петр Дмитриевич, граф (1859–1895) — дипломат, сотрудник русского посольства в Риме, затем в Париже, писал стихи на английском и русском языках, выпустил несколько сборников.
70
Шестаков Дмитрий Петрович (1869–1937) — преподаватель казанского училища, с 1911 г. профессор классической филологии Казанского университета, поэт и переводчик с греческого и латинского. Подробнее см.: Шмелева А.М. Семья казанских ученых Шестаковых и развитие антиковедения и византиноведения в России (40-е годы XIX в. — 30-е годы XX в.). Автореф. дисс…. канд. ист. наук. Казань, 2005.
72
В библиографии Сергея Григорьевича Острового (1911–2005) нет такого сборника стихов, см.: Русские писатели. Поэты: Биобиблиографический указатель. СПб., 1994. Т. 17. С. 140–198. Возможно, Райс перепутал, имея в виду книгу Казимира Леонидовича Лисовского (1919–1979), жившего после войны в Новосибирске (где родился и Остро- вой): Лисовский К. Город моей юности: Стихи. Красноярск: Краевое изд-во, 1950.