Несколько лет спустя, в одну из суббот, в канун выходного дня, он пошел в театр лилипутов. Шло представление. Извлекая мятные конфетки из бумажек, он смеялся — было довольно интересно. После спектакля, застегивая в раздевалке свое длинное синее пальто, он хмыкнул про себя, довольный, предвкушая ожидающий его ужин:
— А эти малютки довольно забавны.
Лев
Цезарь дал знак. Поднялась решетка, и из черной дыры послышались звуки, напоминающие усиливающиеся раскаты грома. Христиане сбились в кучку на середине арены. Толпа встала с мест, чтобы лучше видеть. Хриплое рычание, катящееся, как лавина камней во время обвала, возгласы, полные восхищения, и крики отчаяния. Первая львица, быстро и мягко перебирая лапами, выбежала из туннеля. Игры начались.
Сторож Бондани Каюс, вооруженный длинной жердью, проверил, все ли звери приняли участие в страшном игрище. Он уже готов был облегченно вздохнуть, когда обнаружил, что один из львов остановился у самых ворот и, не торопясь выходить на арену, спокойно ест морковку. Каюс разразился проклятиями, поскольку в его обязанности входило наблюдать за тем, чтобы ни один хищник не кружился по арене бесцельно. Он приблизился ко льву на расстояние, предусмотренное правилами безопасности и гигиены труда, и ткнул льва жердью в ягодицу, чтобы раздразнить его. К удивлению Каюса, лев только повернулся и махнул хвостом. Каюс ткнул его еще раз, немного сильней.
— Отцепись, — ответил лев.
Каюс почесал затылок. Лев недвусмысленно дал понять, что агитировать его не надо. Каюс был человек незлой, но боялся, что надзиратель, заметив его нерадивость, бросит его к обреченным. С другой стороны, он не хотел ссориться со львом. Поэтому он попробовал его уговорить.
— Ну, сделай это для меня, — сказал он льву.
— Дураков нет, — ответил лев, продолжая грызть морковку.
Бондани сбавил тон.
— Я не требую, чтобы ты сразу же кого-то сожрал, но хоть бы покружился, порычал, так, для алиби.
Лев махнул хвостом.
— Я же тебе сказал: дураков нет. Увидят меня там и запомнят, а потом иди доказывай, что ты никого не ел.
Сторож вздохнул. Потом спросил с оттенком грусти:
— Ну, а на самом деле, почему ты не хочешь?
Лев внимательно посмотрел на него.
— Ты сказал слово «алиби». Разве тебе не приходило в голову, почему все эти патриции сами не бегают по арене и не пожирают христиан, вместо того чтобы пользоваться нашим братом, львами?
— Не знаю. Да ведь это все люди старые, астма, одышка.
— Старые! — буркнул лев, с сожалением посмотрев на сторожа. — Ты совсем не разбираешься в политике. Просто они хотят иметь алиби.
— Перед кем?
— Перед элементами нового, которое пускает ростки. В истории всегда нужно ориентироваться на новое, на то, что пускает ростки. Разве ты никогда не думал о том, что к власти могут прийти христиане?
— Они — к власти?
— Разумеется. Надо только уметь читать между строк. Что-то мне кажется, что Константин Великий рано или поздно договорится с ними. Начнется ревизия, реабилитация. Тогда этим в ложах будет легко сказать: «Это не мы. Это львы».
— Да, я не подумал об этом.
— Вот видишь. Но черт с ними. Я боюсь за собственную шкуру. Если дело дойдет до этого, то все видели, что я ел морковку. Хотя, между нами говоря, морковка страшная гадость.
— А все же твои коллеги едят этих христиан за милую душу, — злорадно сказал Каюс. Лев скривился.
— Примитив. Близорукие конъюнктурщики. Идут на что угодно. Колониальная темнота.
— Слушай… — заикнулся Каюс.
— Ну?
— Если эти христиане, понимаешь…
— Что, христиане?
— Ну, придут к власти…
— И что?
— Ты не мог бы засвидетельствовать, что я тебя ни к чему не принуждал?
— Salus rei publicae summa lex tibi est[1], — сказал сентенциозно лев и опять принялся за свою морковку.
Монолог
Панна Стася, еще две больших. Вредно? Мне тоже вредно. Ну, пожалуйста.
Лето прошло. Последние кукушки перестают куковать… У меня к тебе просьба… Будь настолько любезна, прокукуй несколько раз? Будь другом. Не кукуешь? Я тоже не кукую.
Да, брат. Мицкевича снова поднимают. И что? — спрашиваю я. Как будто я знаю — что… Собственно, я ничего против него не имею! Такой же человек, как и другие. Закуришь? Не куришь? Я тоже не курю.
Собственно говоря, у зимы есть свои хорошие стороны. «Гайда, тройка, снег пушистый!..» Сидишь в санях и мчишься по полям. Мимо деревень. Но кроме того… Ты что-то сказал? Я тоже ничего не говорю.