Всех, кроме одной: старой поэтессы. Она закутана в парку, хотя еще довольно тепло в восемь вечера. Она похудела до ста десяти фунтов (ее врач регулярно ругает ее за вес), и ей холодно. Даже более: ей сыро. Тем не менее она остается, потому что сегодня может родиться стихотворение, если придет озарение. Она не писала ничего с середины лета, и ей нужно что-то начать, прежде чем ее талант покроется ржавчиной. Ей нужно что-то изобразить, как иногда говорят ее студенты. Что более важно, это может быть хорошее стихотворение. Может быть, даже столь необходимое стихотворение.
Оно должно начаться с того, как туман вращается вокруг фонарей напротив нее, и затем перейти к тому, что она называет таинством. Которое включает все. Туман создает медленно движущиеся ореолы, серебристые и красивые. Она не хочет использовать слово «ореолы», потому что это банальное слово, много раз использованное. Почти клише. Но «серебристые»… или, может быть, просто «серебряные»…
Ее мысли отвлекаются на мгновение, чтобы заметить молодого человека (в восемьдесят девять лет сорокалетний кажется очень молодым), шлепающего по другой стороне дороги. Она знает его; писатель-преподаватель, который считает Габриэля Гарсиа Маркеса[2] величайшим прозаиком. Своими длинными темными волосами и маленькими усиками на верхней губе он напоминает старой поэтессе обаятельного персонажа из «Принцессы-невесты»[3]: «Меня зовут Иниго Монтойя, ты убил моего отца, готовься к смерти».
На нем желтая куртка со светоотражающей полосой на спине и до смешного узкие беговые штаны. Бежит, как на пожар, могла бы сказать мать старой поэтессы. Или как на звон колоколов.
«Колокола» наводят ее на мысль о колокольчиках, и ее взгляд возвращается к фонарю прямо напротив нее. Она думает: «Не слышит бегун серебра над собой / Эти колокола не звонят».
Это слабовато, потому что слишком прозаично, но это только начало. Ей удалось вызвать поэтическое озарение. Теперь нужно зайти домой, взять свой блокнот и начать в нем царапать. Однако она сидит еще несколько мгновений, глядя, как серебряные круги вращаются вокруг фонарей. «Ореолы», — думает она. — «Я не могу использовать это слово, но именно так они выглядят, черт подери».
Брошен последний взгляд на желтую куртку бегуна, и он исчезает во тьме. Старая поэтесса тяжело поднимается, морщась от боли в бедрах, и шаркает в свой дом.
3
Хорхе Кастро немного прибавляет темп. У него открывается второе дыхание, легкие насыщаются воздухом, эндорфины начинают играть в крови. Впереди — парк, усеянный старомодными фонарями, излучающими мистический желтый свет. Перед пустующей детской площадкой находится маленькая парковка, теперь пустая, за исключением пассажирского фургона с открытой боковой дверью и пандусом, выходящим на мокрый асфальт. У его подножия сидит старик в инвалидном кресле, и рядом возится старая женщина, стоящая на одном колене.
Хорхе останавливается на мгновение, наклоняется, обхватывает руками ноги чуть выше колен, переводит дыхание и осматривает фургон. На сине-белом номерном знаке изображен логотип инвалидной коляски.
Женщина в матерчатом пальто и платке смотрит на него. Поначалу Хорхе не уверен, что знает ее: свет на этой маленькой вспомогательной парковке не очень хороший.
— Привет! У вас проблемы?
Она встает. Старик в инвалидном кресле, одетый в свитер на пуговицах и кепку, слабо машет рукой.
— Разрядился аккумулятор, — говорит женщина. — Это мистер Кастро, не так ли? Хорхе?
Теперь он узнает ее. Это профессор Эмили Харрис, преподающая английскую литературу… или преподававшая; возможно, теперь она профессор-эмеритус[4]. А это ее муж, тоже преподаватель. Он не знал, что Харрис инвалид, нечасто видел его в кампусе, другой факультет в другом здании, но, кажется, что в последний раз, когда он его видел, старик был ходячим. Хорхе довольно часто видит ее на различных собраниях преподавательского состава и культурных мероприятиях. У Хорхе есть подозрение, что он не входит в число ее любимчиков, особенно после собрания по поводу теперь уже несуществующего поэтического кружка. Там случались жаркие дискуссии.
— Да, это я, — говорит он. — Полагаю, вы бы хотели поехать домой и подсохнуть.
— Было бы неплохо, — говорит мистер Харрис. Или, может быть, он тоже профессор. Его свитер тонкий, и Харрис немного дрожит.
2
Габриэль Гарсиа Маркес — колумбийский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе
4
Обозначение для профессоров, которые в связи с преклонным возрастом освобождены от исполнения своих ежедневных обязанностей. Статус эмерита не равнозначен статусу пенсионера