— Сигнальщики! — рявкнул он. — Аугуста — Корморанту. Занять позицию с на-ветра в одной миле.
На фалах взвились соответствующие флаги, и «Корморант» подтвердил получение сигнала их репетованием. При таком взаимном расположении судов корвет прикрывал «Аугусту» от какого-нибудь случайного рейдера, пожелавшего свалиться как коршун на свою добычу.
Яхта медленно удалялась от берега, следуя вниз по Каналу[1]. Позади неё оставались утесы Семи Сестер и крутые обрывы мыса Бичи-Хэд. Хорнблауэр присмотрелся к королю и окружавшим его придворным. Наблюдая за жалкой фигурой, с головой, покрытой седыми волосами, неуверенно передвигавшейся, рассматривавшей окружающие предметы близорукими глазами, он пришел к выводу, что Манифолд сильно ошибался в выборе метода лечения. Наверняка этот новый образ жизни, свежий воздух и непривычная обстановка будут гораздо полезнее для больного ума, чем кровопускания, прием слабительных лекарств и одиночное содержание, на чем настаивал доктор.
Хаотические перемещения короля привели его ближе к Хорнблауэру, и он снова принялся изучать лицо капитана.
— Маленькой Софии нравится море, — произнес король.
— Да, Ваше Величество.
Хорнблауэр знал, что София была любимой дочерью короля, умершей более двадцати лет назад. Он также слышал о веселых времяпровождениях на дорсетском берегу, которыми наслаждался король вместе со своей счастливой семьей.
Король наморщил брови, напрягая свою память.
— Маленькая София. Где она сейчас? Она только что была со мной.
— Ее королевское высочество путешествует, сир — вмешался лорд-камергер. Его заметный шотландский акцент хорошо сочетался с носимой им лентой ордена Чертополоха.
— Как так? Она мне ничего не сказала о своей поездке, — сказал король.
— Она передала мне письмо, сир, с выражением своего глубочайшего почтения. Но у нее не оставалось времени дождаться возвращения Вашего Величества для того, чтобы лично попрощаться. Ее королевское высочество вернется во вторник, и просит вас оставаться таким же спокойным и мягким, как если бы она была при вас.
— Вторник. Вторник — повторил король. — Маленькую Софию придется ждать очень долго. Полагаю, что я должен. Я буду.
Хорнблауэр встретил взгляд лорда-камергера, и его отношение к этому человеку вдруг изменилось, как-то потеплело. Небольшой доброжелательный обман, ловкий намек на необходимость сохранять спокойствие показывали, что этот шотландский лорд обладал чутьем и тактом, соответствующими занимаемому положению, а его улыбка выдавала то, что он разделял такое же доброе чувство к безумному королю, какое испытывал и сам Хорнблауэр. Горацио внезапно прекратил размышления на тему того, на сколько выше в иерархии находится орден Чертополоха по сравнению с орденом Бани, который украшал его собственную грудь.
— Его Величество, — сказал лорд-камергер, — желает, чтобы вы присутствовали на ужине.
— Это доставит мне огромное удовольствие, сэр, — ответил Хорнблауэр.
Как оказалось, данное утверждение было значительно преувеличенным. Нет, не то чтобы ужин не был замечательным, хотя королевские повара и неуклюже путались в незнакомой обстановке. Пища была превосходна, а обслуживание, учитывая стесненное пространство королевской каюты, было вполне приличным. Но Хорнблауэру не добавлял аппетита вид короля, сидевшего за столом с двумя внимательными служителями по обе стороны и имевшего из всего столового набора только ложку. Он ел неуклюже, как малое дитя, обмазывая щеки молоком и хлебом. Поэтому он испытал облегчение, хотя и связанное с тревогой, когда в каюте появился мичман и шепнул ему на ухо:
— Мистер Уайт со всем почтением передает вам, сэр, что видимость ухудшается.
Хорнблауэр отложил салфетку, с извиняющимся видом кивнул лорду-камергеру и поспешил наружу. Уже поднимаясь по трапу, он сообразил, что совершенно забыл поклониться королю.
Снаружи, как и докладывал Уайт, все признаки ухудшения видимости были налицо. Длинные узкие полосы белесой мглы расстилались над поверхностью моря — явный признак надвигавшегося густого тумана. «Корморант», шедший с наветренной стороны, с трудом различался во мгле и сумерках приближавшейся ночи. Хорнблауэр, потирая подбородок, предался размышлениям. Справа на траверзе лежала гавань Шорэм, однако течение было неблагоприятным, и ветер стихал. К тому же было рискованно следовать малыми глубинами в густом тумане. Первым его побуждением, как и любого другого капитана в подобных обстоятельствах, стало желание отдалиться от небезопасного берега. Мористее существовала другая опасность — рейдеры, но вероятность встречи с приватиром была предпочтительней неизбежной встрече с мелью. Хорнблауэр отдал приказ рулевому и подозвал сигнального мичмана.