Вот, а теперь напишите подробно, как вы там. Вы ведь ждали меня всю жизнь, и букв, должно быть, накопилось.
P.S. А картошка у них мелкая и в скорлупе, зовётся — «гестене»[1].
Письмо № 3 о пороке и преступлении
Бесценный друг М.
Знаете что. Если вы станете бегать к психиатру всякий раз, когда вам покажется, что я существую, у нас ничего не получится. Вылечат от меня, да и всё.
Впрочем, я вас почти не виню. Это какая-то общая мужская болезнь вокруг: едва познакомишься, как он уже у доктора и, сдержанно подёргиваясь, просит таблеточку. Полагаю, всё потому, что я приношу столько радости, как не бывает, и выдержать после этого остальной мир почти невозможно. Но с вами-то мы даже не встречались, чего уж так сразу-то. Я же. А вы же. А я-то ангел.
Читала сегодня ленту, удивлялась очень: во всём мире Рождество, а в России будто бы Второе Пришествие. Мессия, впрочем, хорош собою, и многие верят.
В Рождество Будапешт так же пуст и тих, как Тель-Авив в шабат, а то и тише — как Иерусалим. С трудом достала чашку кофе и уже почти смирилась, что останусь без роз — с цветами тут плохо, магазинов не заметила, а в ларьках такие, будто их с кладбища накрали, — но потом нашла всё-таки. Правда, не белые, как люблю, а красные, но я кроткая и умею мириться с бытовыми лишениями.
Пищей запаслась заранее и даже купила пряничный домик. У каждого ребёнка должен быть в жизни такой, и если кто-то успел вырасти и даже несколько постареть, это не повод лишать его пряничного домика. У меня теперь есть, точнее, был, потому что уже доедаю.
Сегодня опять видела солнце, для северного человека это большое событие, некоторые и за жизнь считают только те дни, когда его видели.
Также из важного: решила встать на путь греха и разбоя, для этого стырила на ярмарке кружку. Ну как стырила — взяла под залог, возвращать не стала, это дело хозяйское. Вообще не собиралась, но усмотрела на ней базилику. Я же горазда полюбить какое-нибудь место и возвращаться к нему как пришитая: в одной стране это будет пруд с кувшинками, в другой забегаловка, где тайский суп, а тут, видимо, Святой Иштван приглянулся, который день к нему бегаю.
Таким образом, я стою на пути греха и разбоя уже около девяти часов, пока ничего не чувствую.
Хотела расспросить вас, бесценный друг, был ли в вашей жизни опыт порока, свершали ль вы различные преступления, есть ли у вас пистолет, а почему?
Письмо № 4 о подвигах и песнях
Бесценный друг М.
Читала ваше письмо и чувствовала ужасную зависть: там, в вашем Небесном Серпухове, никогда не умолкают птицы и не увядают цветы, там бурлит настоящая жизнь, с психушками, судами присяжных и тектоническими разломами; там, наконец, есть порт, где звенят такелажем яхты, танцуют негры и кричат альбатросы. Я знаю, я следила пальцем по карте — если долго ползти вправо по течению Оки, она обязательно впадёт в Волгу, а потом и до моря недалеко. Вот и выходит, что вы живёте в кипении событий, а я, а я. Тут только венгры, скрипки и немного нервно, в кафе ко мне приходят восемь кошек и ложатся вокруг, будто я уже умерла, Дунай тёмен, плюс восемь и дождь.
Вчера я почувствовала потребность совершить для вас различные подвиги. Например, залезть на неведомую гору, которую по необъяснимой причине венчает Родина-Мать. Я подумала, вы же любите всякие недостижимые вещи, вроде меня, а если забраться в труднодоступное место, можно стать в два раза недостижимей, а значит, желанней. Наверх уходила отвесная стена, но я сделала ошибку и пошла по лестнице. Ведь знала, что в конечном итоге самый лёгкий путь — тот, что самый быстрый, хотя это не всегда очевидно. Вознеслась бы стремительно, как отец Фёдор, хоть и без колбасы, а вместо этого ползла полкилометра по ступеням. Уж как люблю быстрые кровавые победы над собой, а тут оплошала.
Потом сидела в самой шикарной забегаловке этого городка: эспрессо аж пять баксов, на потолке нет живого места от росписи, лепнины и бронзы, рояль играет «Тёмную ночь» — знаете? «Тёмная ночь разделяет, любимая, нас, и тревожная чёрная степь пролегла между нами».