Несомненно, этот демарш переполнил чашу терпения Сталина. Сразу же после возвращения Сталина из отпуска Политбюро занялось Сырцовым вплотную. В качестве повода была избрана речь Сырцова, произнесенная им 30 августа 1930 г. на объединенном заседании СНК и Экономического совета РСФСР, и затем отпечатанная 10-тысячным тиражом в виде брошюры. 15 октября по предложению Сталина Политбюро приняло постановление: «Считать издание речи т. Сырцова по серии вопросов, не подлежащих оглашению и распространению, ошибочным политическим шагом со стороны т. Сырцова»[123]. Это было явное предупреждение, из которого, как показали последующие события, Сырцов не сделал правильных выводов.
21 октября редактор газеты «Правда» Л. 3. Мехлис, один из ближайших помощников Сталина, встретился с секретарем партийной ячейки литературного отделения Института красной профессуры Б. Г. Резниковым[124], который сообщил ему о фракционной работе Сырцова и Ломинадзе. Мехлис попросил Резникова написать соответствующее заявление и направил его Сталину. В заявлении Резникова говорилось, что Сырцов и его сторонники установили контакты с группой первого секретаря Закавказского краевого комитета партии Ломинадзе на почве недовольства сталинской политикой. Обе группы, утверждал Резников, считали необходимым сместить Сталина. Как утверждал Резников, Сырцов заявлял, «что в ближайшее время должен наступить сильный прорыв в хозяйстве страны, должен наступить кризис — крах, и тогда руководство, или точнее тов. Сталин (они так прямо и говорят, что руководство — это Сталин), впадет в такую же панику, в какой оно было весною, растеряется и партия найдет себе руководство. Когда будет сильный экономический удар, когда наступит катастрофа — заговорят классы и тогда никакой аппарат не выдержит, а Сталин держится на аппарате». По словам Резникова, Сырцов и его сторонники собирались составить и распространить среди членов ЦК документ, критикующий политику Сталина и затем «на пленуме выступить с открытой и резкой критикой руководства». Самая важная конкретная часть заявления Резникова касалась того, что днями предстояла встреча кого-то из представителей группы Сырцова с Ломинадзе, который находился в командировке в Москве. После этого группа Сырцова должна была собраться на заседание и обсудить свои планы с учетом переговоров с Ломинадзе[125]
Дальнейший ход событий можно реконструировать по докладу председателя ЦКК ВКП(б) Г. К. Орджоникидзе на заседании Политбюро и Президиума ЦК ВКП(б) 4 ноября, на котором рассматривалось дело Сырцова и Ломинадзе[126]. Сталин обсудил заявление Резникова с секретарем ЦК ВКП(б) П. П. Постышевым и с председателем ЦКК ВКП(б) Г. К. Орджоникидзе (секретари ЦК Л. М. Каганович и В. М. Молотов находились в отпуске). Как утверждал Орджоникидзе, в полдень 22 октября было принято решение найти Сырцова и «выяснить у него, в чем тут дело». Сырцова якобы долго искали и не могли найти. Он пришел в ЦК только через четыре с половиной часа, в половине пятого. В это же время в ЦК явился также Резников и сообщил, что он находился вместе с Сырцовым на еще одном собрании, которое началось в 11 часов утра 22 ноября и только недавно закончилось. Подробности этого собрания Резников изложил в новом заявлении.
Резников сообщал, что на последнем собрании группы Сырцова шла речь о переговорах с Ломинадзе, о том, что обе группы решили готовиться к смещению Сталина как легальными, так и нелегальными методами. Резников рассказал также, что Сырцов подробно проинформировал своих сторонников о заседании Политбюро, которое состоялось 20 октября. В новом доносе Резников привел такие слова Сырцова: «[…] Значительная часть партийного актива, конечно, недовольна режимом и политикой партии, но актив, очевидно, думает, что есть цельное Политбюро, которое ведет какую-то твердую линию, что существует, хоть и не ленинский, но все же ЦК. Надо эти иллюзии рассеять. Политбюро — это фикция. На самом деле, все решается за спиной Политбюро небольшой кучкой, которая собирается в Кремле, в бывшей квартире Цеткиной, что вне этой кучки находятся такие члены Политбюро, как Куйбышев, Ворошилов, Калинин, Рудзутак и, наоборот, в “кучку” входят не члены Политбюро, например, Яковлев, Постышев и др.»[127].
22 октября Сырцов отказался давать какие-либо объяснения по поводу заявлений Резникова, требуя официального вызова в ЦКК. В ЦКК допрашивались другие участники собрания — И. С. Нусинов[128], В. А. Каврайский[129], А. И. Гальперин. На очной ставке с Резниковым они отрицали его обвинения, а поэтому были арестованы и отправлены в ОГПУ В конце концов совместными усилиями ЦКК и ОГПУ у всех обвиняемых, включая Сырцова и Ломинадзе, были получены признания в антипартийной, фракционной деятельности. Эти показания использовались в качестве обвинительных материалов на объединенном заседании Политбюро и Президиума ЦКК 4 ноября 1930 г., которое рассмотрело вопрос «о фракционной работе» Сырцова, Ломинадзе и их сторонников. На заседании 4 ноября было принято решение вывести Сырцова и Ломинадзе из ЦК, а Л. И. Шацкина[130] из ЦКК. Для выработки резолюции была создана комиссия ЦК и ЦКК в которую вошли высшие руководители страны, включая Сталина. Подготовленная комиссией резолюция была формально утверждена ЦК ВКП(б) только через месяц, 1 декабря, и опубликована в газетах 2 декабря. В ней говорилось, что Сырцов и Ломинадзе организовали «“лево”-правый» блок, платформа которого совпадает с взглядами правого уклона. Решение об исключении Сырцова и Ломинадзе из ЦК, а Шацкина из ЦКК осталось в силе.
Таким образом официальная версия разоблачения группы Сырцова-Ломинадзе исходила из того, что впервые о ее существовании руководству партии стало известно только 21 октября, когда Резников написал свой первый донос. Из этого следовало, что Политбюро предприняло срочные меры для того, чтобы немедленно пресечь деятельность оппозиционеров. Однако ряд фактов позволяют поставить эту версию под сомнение. Прежде всего, как следовало из заявлений Резникова, собрание 22 октября было намечено заранее. Получив сигнал от Резникова 21 октября, кто-то (возможно, Мехлис, но вряд ли без ведома Сталина) дал Резникову поручение пойти на это собрание. Так что днем 22 октября Сырцова «искали» не всерьез. Сталин не был заинтересован в пресечении «преступления» на корню. Он намеренно давал возможность «фракционерам» усугубить свои грехи, используя Резникова в качестве провокатора. Необходимость такой провокации становится очевидной, если сравнить первое и второе заявления Резникова. Если первый документ содержал общие обвинения в адрес Сырцова и Ломинадзе, то второй благодаря откровенным высказываниям Сырцова на встрече 22 октября приобретал конкретность и достаточную убедительность.
Резников долгое время работал вместе с Сырцовым в Сибири. После перевода Сырцова на высокий пост в Москву и переезда Резникова на учебу в Москву в Институт красной профессуры отношения между ними возобновились. Один из участников группы Сырцова Каврайский, также переехав в мае 1930 г. в Москву, обнаружил (как он утверждал на допросе в ОГПУ), что между Сырцовым и Резниковым сложились доверительные отношения. Более того, по свидетельству Каврайского, именно Резников подталкивал Сырцова на более решительные действия. По словам Каврайского, Резников полагал возможным установить контакты с «правыми» (видимо, речь шла о Бухарине, Томском, Угланове и др.), против чего высказывались другие члены группы. На собрании 22 октября, сообщал Каврайский, Резников ставил вопрос о том, кто из членов ЦК может поддержать выступление против политики Политбюро[131]. О радикальности позиции Резникова свидетельствовали и другие участники группы Сырцова. Например, Нусинов на допросе в ОГПУ показал, что собрание 22 октября было созвано по настоянию Резникова, который выражал недовольство бездействием и предлагал «собраться и по-серьезному договориться о дальнейшей линии поведения»[132]. Гальперин, давая показания в ОГПУ по поводу собрания 22 октября, утверждал, что именно Резников задавал Сырцову острые вопросы о положении в Политбюро[133]. Таким образом, как следует из этих показаний, Резников был одним из ключевых членов группы, который поддерживал регулярные контакты со всеми ее участниками. Важно подчеркнуть также, что он явно старался радикализировать поведение группы, в том числе толкнуть ее на контакты с лидерами «правых».
124
Б. Г. Резников работал с Сырцовым в Сибири, в 1929–1931 гг. учился в Институте красной профессуры в Москве, затем работал в редакции газеты «Правда». В годы «большого террора» был арестован. Данные о расстреле или об осуждении к заключению не обнаружены.
128
И. С. Нусинов (1901–1937) работал с Сырцовым в Сибири, затем был переведен в Москву в аппарат СНК РСФСР. После привлечения к ответственности по делу Сырцова-Ломинадзе снят с должности и выслан в Казахстан на рядовую работу. В 1937 г. был расстрелян.
129
В. А. Каврайский (1891–1937) работал с Сырцовым в Сибири заведующим отделом Сибирского крайкома, в 1930 г. был переведен на должность инструктора ЦК ВКП(б). В 1931 г. выслан в Казахстан на рядовую работу. В 1937 г. расстрелян.
130
Л. И. Шацкин (1902–1937), член партии с 1917 г., в начале 1920-х годов один из лидеров комсомола (коммунистической молодежной организации) в СССР. Был дружен с В. В. Ломинадзе. После обвинения в принадлежности к группе Ломинадзе был отправлен на хозяйственную работу в Среднюю Азию. В феврале 1935 г. арестован и осужден за «контрреволюционную деятельность» к пяти годам заключения в лагере. В 1937 г., находясь в лагере, осужден к расстрелу.