Законодательство связывает с заключением сторонами третейского соглашения определенные процессуальные последствия — прекращение процессуальных правоотношений в государственном суде, изменение подведомственности дела. И в этом смысле третейское соглашение необходимо рассматривать не как самостоятельное правоотношение, а как юридический факт. Процессуальные характеристики третейского соглашения определяются его свойствами как юридического факта. В этом качестве третейское соглашение является:
— основанием компетенции третейского суда (как основная часть юридического состава, охватываемого гипотезой правовой нормы, которой государство наделяет третейские суды полномочиями на рассмотрение и разрешение спора сторон);
— элементом юридического состава, определяющего изменение подведомственности дела по спору сторон (в том числе как один из критериев подведомственности), а следовательно, и исключения спора из юрисдикции государственных судов.
Третейское соглашение связано с основным правоотношением, распространяет свою силу только на споры, которые возникли или могут возникнуть в связи с ним. Вместе с тем по своей природе оно существенно отличается от основного материального правоотношения, отделяется от него и приобретает автономный характер. В теории автономность арбитражного (третейского) соглашения рассматривается в двух основных аспектах — автономности от основного договора и автономности от национального законодательства. Во внутреннем третейском разбирательстве второй аспект не столь актуален.
Для признания автономности (отделимости) третейского соглашения законодателем вводится юридическая фикция: фактически заключая один договор, стороны юридически заключают два — основной договор материально-правового характера и третейское (арбитражное) соглашение. Данная фикция позволяет разрешить проблему действительности арбитражной оговорки: даже если при рассмотрении дела основной договор будет признан недействительным, третейская оговорка, включенная в текст договора, сохраняет свою силу. В ряде случаев третейская оговорка следует судьбе недействительного договора. Не может автономность быть критерием действительности тогда, когда договор заключен неуполномоченным или недееспособным лицом; под влиянием обмана, заблуждения или угроз; с целью прикрыть другую сделку и т. д.
Принцип автономности (отделимости) третейского соглашения воспринят в Российской Федерации и реализован в ч. 1 ст. 17 Федерального закона «О третейских судах в Российской Федерации». Судебная практика последовательно применяет норму о том, что третейское соглашение, заключаемое в виде оговорки в договоре, должно рассматриваться как не зависящее от других его условий.[19]
Практическая значимость принципа автономности третейского соглашения определяется его прямым и косвенным следствиями. Прямое следствие автономности — действительность основного договора не влияет на действительность третейского соглашения. Третейская оговорка сохраняет юридическую силу в случаях, когда основной договор был расторгнут сторонами, не вступил в силу, признан судом недействительным, утратил силу в результате истечения срока своего действия и т. д. Новация основного обязательства не лишает третейскую оговорку своей силы, кроме случаев, когда третейский суд, указанный в соглашении, не может рассматривать спор, возникающий из нового обязательства, в силу ограниченности собственной компетенции. Косвенным следствием автономности третейского соглашения является принцип «компетенции-компетенции».
19
См., напр.: Постановление Федерального арбитражного суда Уральского округа от 03.04.2003 по делу № Ф-09-687/03-ГК.