О мятеже и смуте в Мавераннахре
Эти недостойные глупцы, пугая и устрашая [народ] узбеками, принялись свободно распоряжаться и нарушать законы; они стали без всякого стеснения и не задумываясь о последствиях притеснять народ и командовать служилыми людьми. Дошло до того, что, выпустив указы, они завладели землями и танха узбеков. Построив новые мельницы, они превратили пахотные земли мусульман в кучи пыли и скопища воды. Те земли, на которые выдавались бераты для получения военными из довольствия, кои значились за ними по расходным дафтарным записям[51], [эта клика] стала считать своими землями, освобожденными от всяких налогов. Они растеряли листы дафтара, и военные [таким образом], кроме бумаги, ничего не получали...
Государев чиновник, ведающий сбором податей, мехтар Шафиъ, этот еретик [из племени] джуги, бесславное имя которого войдет на веки вечные на страницы истории и до дня страшного суда останется мишенью для стрел проклятья и всяческого поношения всего человечества, — захотел по своей крайней порочности ввести в государстве необычные новшества, именно — изменение [курса] танги и перемену [в ее чеканке] , чтобы один одинарный кружок танги ходил за две четвертых танги. Этим было разорено множество народа. Мехтар Шафиъ стал занимать [целых] семнадцать должностей. К его обязанностям, как мехтара, была присоединена весьма важная должность заведования финансовыми делами государства. В течение одного года он получал с государства сорок налогов. Этим своим гнусным поступком он (еще) гордился и чванился; творя всяческие насилия, он нисколько не помышлял о возмездии в день страшного суда.
О самоуправстве зловещего Джавшана
Сборщики податей и дворцовые служащие всякий раз, как шли к Джавшану (он занимал первую должность при Абдулле Файз-хане) по тому или другому делу, дрожали, как плакучие ивы, или содрогались подобно ртути и читали молитвы или привязывали на себя талисманы, предохраняющие от несчастья.
Этот еретик ввел [никем] не признанные новшества и насадил другие пути и обычаи. Этот заблудший дерзко входил в интимные комнаты государева гарема, куда никому и в голову не приходило проникнуть, и никто не мог ему воспретить этого.
Его высокомерие и надменность достигли такой степени, что эмиры и военные боялись одного сурового его вида, и ему пришла мысль отправить несколько именитых эмиров к государю- мученику, чтобы, следуя примеру Махмуд бия аталыка[52], сделаться ханом. Хотя этот лицемер с большими усилиями посадил на престол Абдулфайз султана, погубив [много] человеческих жизней, он все же не считался с ним и никого знать не хотел, кроме себя; власти Абдулфайза он не придавал [никакого] веса и с его приказаниями не считался; себя он сделал верховным кушбегием, а своих недостойных детей и близких возвел на разные высокие посты. Он управлял с таким произволом из государева дворца, что, казалось, будто перстень Соломона попал в руки сатаны. Жизнь [Абдулфайз] султана была очень стеснена, и он нуждался в необходимых средствах для своего существования, так что государь оказывался ни в чем не вольным.
Сочинение Абдуррахман Даулат Толе (Тали) — «История Абулфейзхана» дает картину первых четырнадцати лет управления преемника и брата Убайдуллы-хана Абулфейза (1711 — 1747) и является важным дополнением к другим историческим трудам, посвященным концу династии Аштарханидов и первым Мангытам.