Выбрать главу

     В России из авторитетных защитников этого мнения нужно отметить Максима Трека. Одно его произведение так и озаглавлено: «Противу глаголящих, яко плотским совокуплением и рождением хотяше множитися человеческий род, аще бы и не coгрешили праотцы». «Иным убо образом превосходящим хотяше множитися род человеческий»[234], — утверждает он.

     Несмотря на авторитетность этих имен, число которых можно бы и увеличить, нужно признать, что это учение в последней своей основе является данью, которую заплатили древние церковные писатели языческой школе, а вовсе не учением библейским и церковным[235].

     Вся греческая философия глубоко рационалистична. Осознав в логосе, в разуме или, точнее, в рассудке главное свое отличие от животного мира, древнее человечество придало ему слишком большое значение, и древняя философия была, в сущности, апофеозом и проекцией во внешний мир человеческого разума. Ко всему, что неразложимо на его категории, как во внешнем мире, так и в самом человеке, ко всему «бессловесному (??????, то есть «нелогичному») и животному», по выражению святого Григория, она относилась отрицательно, как к морально недолжному или, во всяком случае, несовершенному, и это как во внешнем мире, так и в самом человеке. Материя для нее является как ?? ??, как не-сущее и считается источником зла. Все бессознательное в человеке считается несовершенством, как сближающее его с животным миром.

     На других метафизических предпосылках покоится откровенное учение. Оно смиряет человеческий разум и сверху и снизу. Учением о Троичном Боге оно ставит Высшее Бытие над категориями человеческого разума. Учением о творении материи и всего мира этим Бытием оно реабилитирует не только материю, но и бессознательную жизнь в самом человеке. Признавая превосходство человека над животным и растительным миром, оно, однако, не отделяет их непроходимой пропастью. Творение человека не выделяется из творения всего вещественного мира, как творения Ангелов, а является его завершением. Человек творится в один день вместе с высшими животными и творится из той же земли, из которой творятся и животные, почему вполне прав поэт в своем шуточном по форме, но глубоком по смыслу стихотворении:

     Да и в прошлом нет причины

     Нам искать большого ранга,

     И по мне шматина глины

     Не знатней орангутанга[236].

     Вместе с животным миром человек получает и благословение питания.

     В сходных выражениях дается благословение на размножение и человеку и животному. Сам Бог приводит к человеку не только жену, но и животных (Быт. 2, 19).

     И как приведение жены к мужу не есть лишь единичный, имевший место в раю факт, а есть постоянное тяготение одного пола к своему восполнению в другом, так и приведение животных к человеку есть постоянное тяготение всего животного мира, зашедшего в тупик в своем развитии, к единственному счастливому избраннику, одаренному способностью к развитию бесконечному.

     И, быть может, именно это тяготение, этот жизненный порыв создал у высших животных их человекоподобные свойства. Вот почему Библия дважды говорит о создании животных — первый раз самих по себе (Быт. 1, 20—25), второй — в связи с тяготением их к человеку (Быт. 2, 19). Таким образом, по Библии, связь человека, в особенности в сфере его растительной и животной жизни, с остальным животным миром входит в самый план мироздания, а потому и сходство размножения человека с размножением животных вовсе не является показателем его ненормальности и греховности, а скорее наоборот.

     Основная ошибка у святого Григория Нисского и его последователей в этом отношении состоит в том, что они, как и греческая философия, хотят видеть в идеальном человеке один дух, забывая, что идеальный человек не есть Ангел, не есть лишь дух, но и тело, которое связывает человека с остальным видимым миром. Поэтому-то им и приходится измышлять неизвестное Библии учение о саморазмножении Ангелов, о каком-то им самим непонятном другом способе размножения человечества и даже о бестелесности людей до грехопадения[237].

вернуться

234

Творения. Казань. Т. 1. С. 431-435.

вернуться

235

Быть может, некоторое и, во всяком случае, второстепенное значение в таком принижении брака и родовой жизни имел и мотив, о котором говорит Ориген: «Думать, что брачная жизнь ведет к погибели, полезно, так как это побуждает стремиться к совершенству» (Толкование на Иеремию. 14, 4. Mg. 16. 508— 509), но здесь нужно помнить строгое осуждение Апостолом «лицемерия тех сожженных в совести своей лжесловесников, которые запрещают вступать в брак» (1 Тим. 4, 2-3).

вернуться

236

А. Толстой. Послание к Лонгинову.

вернуться

237

Григорий Нисский. Об устроении человека. 17. Mg. 44, 188.