— Не надо, погоди, — Александр потянул платье к себе. — Я хочу видеть тебя. Хоть сейчас, когда ко мне вернулись зрение и слух, я хочу запомнить тебя такой — моей, моей... Господи, ты моя. Правда ли это, не сон ли? Скажи, что это не сон, что ты моя... — Катя уткнулась в ладони, пряча лицо. — Погоди, не уходи от меня, я хочу сказать тебе очень важную вещь. Ты, верно, ругаешь теперь себя и меня, ты в растерянности перед тем, что случилось, и перед тем, что будет потом, я вижу это по твоему лицу, ты напугана и смятенна, но послушай, что я скажу, любовь моя. — Он повторил медленно, почти по слогам: — Любовь моя... Я сейчас не свободен, но при первой возможности я женюсь на тебе, ибо отныне и вовеки я считаю тебя своей женой перед Богом... Я не знаю, когда это случится, на то Божья воля, но это будет, будет, я знаю, ты верь мне, верь... Веришь? — Она неуверенно кивнула. — Всё будет, как я сказал. Мы навеки вместе и никогда больше не расстанемся.
Сани подкатили к боковому подъезду Зимнего дворца. Из них выпрыгнула Катя и открыла своим ключом дверь...
Катя перед зеркалом одевалась. Александр — помолодевший, счастливый, сидя на диване, глядел на неё с улыбкой.
— Ну, а теперь я должна сказать тебе, — Катя обращалась к его отражению в зеркале. — Ты же мне слова сказать не дал — как вихрь, какой.
— И теперь не дам. — Он подошёл к ней и обнял её сзади.
— Погоди, это очень важно.
— Самое важное ты мне уже сказала — ты любишь меня. Всё остальное рядом с этим... — он засмеялся.
— Я уеду.
Он ещё продолжал смеяться, когда до него дошёл смысл её слов.
— Куда уедешь?
— В Италию.
— Как? Кто сказал? Почему?
— Меня увозят.
— Кто?
— Жена брата. Она узнала про... про нас. В свете говорят об этом.
— Но этого не может быть. Ты же говорила — тебя никто не видит, когда ты приезжаешь.
— Значит, видел. Не знаю, но все винят Мишу и Сильвию. Что они, мол, способствуют... И Миша решил, что если я уеду на время...
— Что за вздор. Откажись.
— Миша мне за отца. Я не могу против его воли.
— Я всё улажу.
— Государь в России может многое. Но даже он не может заставить общество не иметь мнения.
— Я выясню, кто распускает эти отвратительные слухи. Я сегодня же вызову Шувалова[7].
— Отвратительные? Но ведь это правда, Сашенька. Разве можно пенять людям, что они передают правду?
— Если эта правда наносит ущерб репутации Государя... Или близких ему людей... Она перестаёт быть таковой и становится клеветой. Что должно повлечь за собой безусловное наказание.
— Я ведь говорила, что это все узнают, что мы не мещане какие-нибудь, что мы слишком на виду...
— Я не пущу тебя. Я буду говорить с твоим братом.
— Нет, умоляю. Это поставит вас обоих в такое положение... Прошу тебя, вы два самых близких мне человека. Лучше я уеду. Они думают, что в разлуке всё забудется, и когда я вернусь... на моём месте уже будет кто-то другой... Другая...
— Это Михаил Михайлович так считает?
— Жена его.
— Как она пошла. Она итальянка? — Катя кивнула. — Ну что ж от них требовать. Я объявлю Италии войну, и тебя сразу оттуда вышлют как иностранку.
— Как ты можешь шутить.
— Шутка — защита от отчаяния. Я в отчаянии. Я только обрёл тебя и опять теряю. Как надолго вы едете?
— Не знаю. Несколько месяцев, должно быть.
— Сейчас декабрь. До весны? Я не выдержу. Нет, я положительно расстрою эту поездку.
— Саша... Государь мой, — она обняла его. — А может, это к лучшему? Разлука. Проверить себя.
— Это тебе, милая, может, надо проверять себя, — по-детски обиженно сказал император. — А мне не надо.
— Ты будешь ждать меня. Писать письма. Будешь писать? Мы никогда ещё не переписывались. И вообще мне никто ещё не писал писем.
— Господи, ты совсем как ребёнок. А впрочем, почему — как. — Он погладил её по голове как маленькую. — Ладно, попробуем в плохом увидеть хорошее. Ты ведь никогда не была в Италии?
— Я нигде ещё не была, Саша.
— Будешь, мой ангел, везде будешь. Дай только срок. Я покажу тебе Европу. А покамест... ну что ж, начнёшь с Италии. Но если тебе там не понравится или будешь сильно скучать, ты напиши только, и я тотчас же выкраду тебя из-под ига твоих родных.
7
Шувалов Пётр Андреевич (1827-1889) — граф, государственный деятель, дипломат, генерал от кавалерии. В 1866-1874 гг. — шеф корпуса жандармов, 1874-1879 гг. — посол в Лондоне.