И посему, при всех трудах, не забылась Инфанту Дону Энрики забота о том деле, и он послал к своему отцу одного эшкудейру спросить, как надлежало поступить с теми маврами; за каковую вещь Король много его благодарил (gradeceu) и сказал, что, раз уж он возымел о том такую память, то наказывал ему позаботиться направить тех людей, дабы они отнесли их [трупы] в море. Насчет каковой вещи возник спор (referta), поскольку они говорили, что ту заботу должны были принять на себя моряки, другие же говорили, что нет; однако кому бы [та забота] ни пристала, город был очищен тем образом, каким приказал Король.
И таким образом числу как погибших, так и пленных мы не кладем точных пределов, вследствие того, о чем сказано; однако о христианах мы знаем доподлинно, что в тот день погибло их восемь, [как] надлежит знать: пятеро у ворот, выломанных Вашку Фернандишем, и двое в пределах города, считая здесь Вашку Фернандиша ди Атаиди и еще одного алфериша [знаменосца] Дона Энрики.
ГЛАВА XCIII
О том, как мавры на другой день взирали на стены Сеуты, и о суждениях, что высказывали они ей в похвалу
Когда ночь близилась к концу своего сумрака и солнце начало разить восточный горизонт (ferir no oriental orizam), мавры, что вышли из города, взяли своих жен и детей и отвели их на вершину кряжа, где оставили в обществе тех, кто по причине своей старости не мог в полной мере повелевать своими членами. Все прочие, крепкие и сильные для того, чтобы биться, отправились в направлении города с намерением вернуться к схватке с христианами, дабы вышвырнуть их за пределы стен, думая, что там найдут с ними лучшее место [для боя] (melhor direito).
Однако прочие, что оставались на кряже, сидя поверх скал, не могли отвести очей своих от башен города, и начинали раздумывать там над тем, как совсем недолгое время тому назад пребывали они в своих домах, и в таком покое, в достатке обладая великим богатствами, и как теперь зрели себя населенцами (povoradores) пустынных гор, ведя жизнь немногим менее, чем звериную, и начинали затем взирать на расположение города, и красу его мечетей, и далее, на порядок его домов, со всеми прочими вещами и добротами (bondades) его земли. И может статься, не было там никого, кто не вглядывался бы с подобною тоскою (que nunca com tamanha femenca esguardara) туда, где зрели они его [города] стены, полные чужаков, и с сими помыслами приходил к таковым и иным им подобным великий плач, и они винили то своих святых, то Сала бен Сала, говоря, что он был ленив и труслив в своей обороне, в другой раз винили своих начальников (oficiais) и тех, кто первыми открыл их ворота, дабы пойти сразиться, то винили злой свой жребий; пока, наконец, не находили более никого, на кого можно было бы еще возложить вину, и тогда заводили восхваления из слов весьма печальных, славя доброты своего города.
— О град Сеута, цвет всех прочих [городов] в земле Африканской! — говорили они. — Где найдут жители твои землю, на коей возведут другой подобный, и как могут они допустить, чтобы воля их не истощилась подобною потерей? Где отыщут отсюда и далее [другой подобный город] чужеземные мавры, что приходят из Эфиопии, и Александрии, и земли Сирийской, и Барбарии [Берберии], и земли Ассирийской, каковая есть царство Турок, и те, что с востока, живущие за рекою Евфрат и Индиями, и из многих иных земель, что лежат за пределами оси, находящейся пред нашими очами, — все сии приходили к тебе, нагруженные столькими и столь богатыми товарами. Где найдут они другое такое место, где смогут бросить свои якоря, и где еще мы, прочие, горемычные, сможем поселиться, чтобы к нам прибывало [тем же образом] столько и столь благородных вещей? Поистине в окружности мира уже не осталось другого, ему подобного, какового потеря будет выстрадана не только нами, его потерявшими, но и всеми рожденными из лона Агари [396], и теми, что жили по правилу нашего святого пророка Мафамеда [Магомета]. Что станут делать теперь жители Гибалтара [Гибралтара] и равно все прочие в королевстве Граадском [Гранадском], ибо потеряна есть ныне их поддержка (acorro) и укрытие? Мы же, несчастные, что станем делать без наших сыновей и дочерей, коих женили и отдали замуж на той стороне [пролива], с коими разлучились на один день (nos partiamos em um dia) и тот же час возвратились в наши дома, — теперь не увидим мы их вовек. Какие драгоценности пошлем мы им, дабы носили они их по великим своим празднествам (grandes pascoas), и куда придут для нас их послания, как приходили встарь (como soiam)? Теперь этому конец, и посему восплачем об их потере, как если бы мы положили их в могилы.
396