Давняя служанка Брэдбери проводила меня в фойе. Первым же, что я увидел, оказалась картина – оригинал иллюстрации с обложки «Человека в картинках», которая так занимала меня в детстве. Итак, я наконец достиг цели!
Шел 2000 год, последний понедельник мая, на дворе стояла теплая погода, а мне предстояло встретиться с удивительным человеком. За семь месяцев до этого Рэй перенес инсульт, поэтому двигался осторожно – большой, когда-то пышущий жизнью человек теперь хромал, опираясь на трость. Впрочем, это не мешало ему разговаривать со скоростью света – он вещал, философствовал и предлагал решения во благо всего человечества, то и дело с благоговением обращаясь к прошлому. Тогда я понял, что Брэдбери представляет собой удивительной красоты парадокс: он пишет об отдаленном будущем, однако постоянно возвращается к старинным механическим агрегатам Уэллса и Верна, а о далеком прошлом повествует со щемящей тоской, будто говорит: счастливое будущее возможно, только если своевременно оглядываться назад. Рэй Брэдбери – человек-противоречие, пророк ностальгии: он предсказывает прошлое и вспоминает будущее.
Дом Брэдбери представлял собой настоящее святилище, полное «метафор», как называл это сам Рэй, – символов и сувениров («Талисманов!» – пояснял он со смехом) его жизни и карьеры. Комнаты полнились предметами изумительной коллекции всего, что только есть на Земле и Марсе. Тем солнечным днем лучи, проникая сквозь широкие белые жалюзи, золотили своим светом тутанхамонскую сокровищницу Брэдбери. На стене висел оригинал обложки первого издания «451° по Фаренгейту», нарисованной старым другом и коллегой Рэя, Джозефом Мугнаини. На каминной полке в гостиной стояли прозрачные или блестящие статуэтки – награды, копившиеся десятилетиями. В коридоре всего через несколько месяцев после моего первого визита Рэй повесил медаль за достижения всей жизни, полученную в ноябре 2000 года от Национального книжного фонда за выдающийся вклад в американскую письменную культуру, – подтверждение того, что его творчество занимает прочное место в массовой литературе.
В кладовой хранилась толстая стопка раскрашенных вручную целлулоидных кадров «Дамбо», «Золушки», «Пиноккио» и многих других классических мультфильмов, подаренных Рэю самим Уолтом Диснеем. Практически на всех поверхностях в доме, включая столы и стулья, высились горы бумаг, старых фотографий, начатых рассказов, газетных статей, рукописей и пластмассовых лотков из-под молочных бутылок, где хранились бессчетные папки. В каждой комнате были игрушки: на диванах сидели гигантские плюшевые звери; жестяные ракеты и заводные роботы, притаившись в уголках, только и ждали момента, чтобы воспрянуть к жизни. И почти в каждой комнате встроенные стеллажи ломились от тысяч и тысяч книг.
Я провел в этом доме весь день, изумленно осматриваясь и слушая речи хозяина. Семидесятидевятилетний человек – и Питер Пэн, и мудрый сэнсэй – обладал энергией целого стада тираннозавров. Он работал одновременно над двумя романами, книгой эссе, сборником рассказов, полным собранием стихотворений, многочисленными статьями и пьесами. Словом, передо мной был творческий гигант. Он любил жить и собирался провести оставшиеся годы с максимальной пользой. Такой сильной тяги к жизни я не встречал до тех пор ни в ком – и вряд ли уже встречу. Рэй неустанно бежал от смерти, заканчивая один проект за другим. Впрочем, больше впечатляла не столько его плодовитость, сколько настрой. «Если начинать день с мыслью «У меня ничего не выйдет», что же это будет за день?» – спрашивал Рэй, стремясь к своему излюбленному «оптимальному поведению».
«Я не верю в оптимизм, – объяснял он. – Я верю в оптимальное поведение, это другое. Что будет, если каждый день по максимуму воплощать возможности, заложенные в генах? Надо пробовать, испытывать себя. Никогда не знаешь, на что способен, пока не попробуешь. Это и есть оптимальное поведение. Если вести себя таким образом, станешь оптимистом. Как видите, есть разница – не быть оптимистом, а вести себя оптимально. Кричать во все горло и прислушиваться к эху».
Мы с Рэем Брэдбери почти сразу нашли общий язык. Ему понравилось, что я прочел все его произведения. Слава и богатство никогда не привлекали Рэя, он не любил слово «знаменитость», однако жаждал восхищения и признания. Когда к нему подходили незнакомцы со словами «Ваши книги изменили мою жизнь», он часто плакал. Так случилось и 14 декабря 2001 года – в день, который мэр Лос-Анджелеса Джеймс К. Хан объявил Днем Рэя Брэдбери. Когда Рэй шел домой после празднования в мэрии, из толпы к нему приблизился инвалид и сказал: «Спасибо за то, что вы изменили мою жизнь». Рэй был тронут до глубины души. А на Международном фестивале ComicCon, который проходил в 2003 году в Сан-Диего, я вез Рэя в инвалидной коляске, когда к нам подошел молодой афроамериканец и опустился на колени. «Я вырос в Южном Централе[1], но не стал бандитом, потому что у меня были вы. Вы, Азимов и Кларк стали моей бандой! Спасибо!» – воскликнул он. Глаза Рэя наполнились слезами. Молодой человек пожал ему руку и скрылся в толпе.
1
Южный Централ – округ Лос-Анджелеса, известный криминогенной обстановкой. С 2003 года называется Южным Лос-Анджелесом (здесь и далее – прим. перев.).