С этими словами кардинал встал, поцеловал руку королевы, обещал ускорить примирение, за которое по его словам он давно уже готов был заплатить половину жизни, и вышел.
Король остался доволен признаниями, надиктованными, Анной Австрийской, и приписал внизу: «Прочтя откровенное признание королевы, нашей любезнейшей супруги во всем, что могло не нравиться нам в ее поведении и, получив ее уверение вести себя на будущее время согласно с обязанностями в отношении к нам и к нашему государству, мы заявляем, что, забываем все прошлое и не хотим к нему возвращаться, но желаем жить с ней, как добрый король и добрый муж с женой, в свидетельстве чего подписываемся». «Louis».[53]
Подписав, этот странный контракт, король отправил к королеве, которая у него просила, прощения в присутствии кардинала: Людовик ХIII простил, и супруги поцеловались. В тот же день Анна Австрийская была в Сен-Жермене.
Каждый день королевская чета являлась в этом дворце, но в обществе, и Людовик не показывал жене никакого знака нежности или доверия. Примирение это, как и предыдущие, было неискреннее, и жизнь царственной четы шла по-прежнему. Через две недели Анна возвратилась в Париж.
Между тем продолжались посещения Людовика ХIII в монастырь Визиток; сестра Луиза постоянно говорила государю о королеве: по-видимому, преданная дружба этой хорошенькой послушницы не добилась от короля, чего желала его супруга. Неизвестно, как Анна Австрийская передала отшельнице то, чего недоставало ей в начатом примирении; еще труднее догадаться посредством каких фигур и перифраз послушница могла коснуться этого щекотливого вопроса с таким человеком, как Людовик ХIII. Но верно то, что это обстоятельство обсуждалось у решетки и даже в горячем споре, ибо король сильно противился материальному утверждению заключенного договора.
Так тянулось дело до декабря 1637 г., как Людовик XIII, выехав из Версаля на ночлег в Сен-Мор, остановился в монастыре Визихок. Беседа короля с сестрой Луизой продолжалась в этот день, по крайней мере, четыре часа. Наступила ночь, когда Людовик вышел из разговорной. Во время этой продолжительной беседы пошел проливной дождь и усиливался до такой степени, что невозможно было продумать о поездке. Королю доложили, что опасно было пускаться по затопленным дорогам в карете.
Между тем кухня и прочие служители успели уже уехать в Сен-Мор; помещение короля в Лувре не было готово, а этикет, неизбежный этикет, на который как-то особенно налегал начальник гвардии Гюито, – не дозволял государю в собственной столице искать приюта у кого-нибудь из подданных: одним словом его величеству негде было провести ночь.
– Государь, сказал наконец Гюито, как бы осененный внезапной мыслью: – королева живет теперь в Лувре, и ваше, величество найдете там ужин и готовое помещение.
– Нет, нет, отвечал король с некоторой досадой; – я подожду ещё; погода переменится… Посмотрите, с этой стороны, я вижу звезду…
– Клянусь св. Женевьевой, сказал начальник гвардии через полчаса: – я не знаю, государь, что думать о звезде, показавшейся в этот вечер; но дождь усилился и поднялась буря… Лувр так близко.
– Мессир Гюито, королева ужинает и ложится слишком поздно для меня.
– Я уверен, что государыни охотно подчинится образу жизни вашего величества, и я на всякий случай послал пажа в Лувр предупредить о вашем прибытии.
– Без моего приказания! сказал король полусердито: – нехорошо.
– Простите великодушно ваше величество, я это сделал из усердия.
– Ну, так поедем в Лувр, сказал небрежно Людовик ХIII: – но если небо прояснится, мы отправимся в Сен-Мори. Что значит бессонная ночь для смелых охотников? Завтра на рассвете мы непременно захватим дичь в логовище.
– Клянусь св. Губертом – дичь в логовище, и я хотел бы найти ее сегодня на месте короля, проговорил про себя Гюито.
Поезд тронулся.
Анна Австрийская ожидала короля в ярко освещенной комнате. Она оделась роскошно, и красота ее, сохранившаяся еще во всем блеске, произвела видимое впечатление на Людовика XIII. Королева так радушно приняла своего царственного гостя и была так нежна, что Людовик счел себя обязанным два раза поцеловать свою прелестную супругу, лицо которой покрылось живейшим румянцем. Чета ужинала в спальне…
На рассвете король, словно устыдившись своей слабости, вырвался из спальни, после горячего, однако же, прощания, и уехал в Сен-Мор.
В тот же вечер королева отправила тайного гонца в Гарделль с письмом к госпоже Шеврез, написанным условленным шифром.
«Тяжесть, душившая меня, снята, милая Мари: и как теперь другая мне кажется легка и приятна. Продолжай твои посещения к пустыннику и старайся, чтобы он не удалялся от своего убежища… Я не знаю, когда у меня достанет силы отменить приказание, которое ты дала ему от моего имени… Мари, уроки твои, более всего в мире дослужили ко вреду, увы моего спасения. Я доверилась только одной Бригитте относительно сообщения, установившегося посредством тяжелой работы между погребами отеля Шеврез Луврскими: добрая девушка хранит в величайшей тайне ключи от этого прохода, который примыкает к мосту Вздохов; она возвращает мне эти ключи только вечером».