Глава VIII
Ненависть и обман. – Мать и сын. – Ссылка. – Принятие кавалера ордена Подвязки. – Зловещие планы. – Письмо кардинала графине Кларик. – Яичница на брюхе. – Благочестие госпожи Комбалле исчезает. – Уиндзор. – Наконечники аксельбанта. – Письмо Людовика ХIII. – Ответ герцогини Шеврёз. – Ошибка интриг. – Отысканные наконечники. – Двор Людовика XIII. – Решительное свидание. – Искусный актер. – Поддельщик обвинитель. – Тайное преступление.
Чрезмерная любовь неблагоразумна, невнимательна к опасности: ее девиз – обладание, во что бы то ни стало. Его уже слишком усвоила Анна Австрийская во время амьенской поездки. Если она скомпрометировала себя даже в глазах наименее проницательных, то как могла не скомпрометироваться в глазах короля, ревность которого возбуждалась часто без причины. Прежде еще возвращения королевы в Париж, ее старая, статс-дама сообщила кардиналу самые полные подробности о довольно явных интригах этой государыни. Рассказ этот был так обстоятелен, что его эминенция не сомневался ни минуты в полнейшем успехе Бэкингема. Легко понять, как принят был Лафейма, когда он пришел просить награды интендантства Шампанью для себя, и пистолей, обещанных его товарищам. Разгневанный Ришельё отправил этого дворянина в Бастилию, несмотря на попытку его опровергнуть донесение графини, несмотря на римское красноречие, от которого он ожидал большого эффекта. Что касается негодяев, которые так неудачно, хотя и горячо помогали ему, они отомстили за свою неудачу, ограбив несколько лишних плащей на Пон-Неф, разорив несколько старух, более отвратительных, чем те, которых они разоряли прежде, и обыграв кого-нибудь, наверное, при дворе или в городе.
Людовик XIII страшно разгневался на королеву, и хотел заточить ее в монастырь. Ришельё по обыкновению выставлял в своих коварных доносах все погрешности королевы, под предлогом уменьшить их, и, отыскав с необыкновенным искусством самое больное место в сердце своего государя, прикладывал к нему раздражающее средство вместо успокоительного.
Анна Австрийская не решилась предстать пред своего разгневанного супруга. Будучи лишена утешений своей фаворитки, она день и ночь плакала в своем пышном уединении в Лувре, куда одна лишь королева-мать осмеливалась приходить утешать ее. Мария Медичи взяла на себя даже успокоить и на сколько можно ревнивое раздражение короля.
Войдя однажды в кабинет, она застала там кардинала. Последний хотел удалиться.
– Останьтесь, сказала она ему: – мне будет приятно, если вы услышите то, что я буду говорить королю, моему сыну.
– Повинуюсь вашему величеству, отвечал министр, положив на стол бархатный мешок с государственными бумагами[19] и снова садясь на стул, без приглашения.
– Я пришла, мой сын, продолжала вдова Генриха IV: – относительно распространившихся слухов о королеве, моей невестке, во время амьенского путешествия.
– Неужели вы решились, матушка, оправдать ее еще раз? воскликнул Король, устремив грозный взор на мать. – Клянусь всеми святыми, подозрения мои не уничтожились, когда вы так старались успокоить их! События оправдали их.
– Неужели вы называете событием, спокойно сказала Мария: – басню, которую старая дура передала кардиналу, чтобы окончательно заслужить его расположение, и отомстить за довольно строгий выговор, который я сделала ей в Амьене?
– Разве ваше величество сказал Ришельё с принужденной улыбкой: – считаете меня таким счастливцем, чтобы я был в нежных отношениях с почтеннейшей графиней Ланной.
– Нет, но в отношениях расчета.
– Скажите же, Бога ради, с какою целью? спросил Ришельё с притворным удивлением.
– Господин кардинал, я не пришла сюда жаловаться на вас.
– Очень рад, ваше величество, сказал министр с очевидной насмешкой: – мне было бы тяжело лишиться вашего доброго расположения.
– Это было бы несправедливо, возразила королева в том же тоне: – ибо известно, что вы заслужили сохранение его. Но довольно об этом. И так я хочу уверить вас, мой сын, продолжала Мария, обращаясь к Людовику ХIII: – что все недоброжелательные догадки, которые могли войти в голову недобрым людям о поступках королевы, неосновательны и ложны.
– Как! воскликнул король: – даже весьма естественный вывод, который можно сделать из приключения в беседке?
– Э! право, государь, если бы вы знали лучше женщин, это именно обстоятельство и должно бы было успокоить вашу слишком горячую тревогу, – женщина собирающаяся пасть не зовет на помощь.
19
Только в конце царствования Людовика XIV министерские портфели вошли в употребление, а многочисленные писатели, придавшие их до этой эпохи министрам, впадали в грубый анахронизм.