– Не знаю ли я был это крик испуга, или… но кто же поймет женскую природу?
– Те, мой сын, кто, уважая пол, к которому принадлежит их мать, не основываются на слепом предубеждении или на корыстных советах. К чему собственно сводятся обстоятельства, о которых кричат так много? К странным манерам чужеземца, который принимает аудиенцию, стоя на коленях, вместо того, чтобы принять ее сидя, и это в глазах двух свидетелей! Допустим наконец, что действительно герцог Бэкингем чувствует к королеве Анне даже любовь, то неужели из этого можно заключить, что эта государыня оскорбила честь, и неужели должно карать ее за то, что англичанин отдает дань ее прелестям и душевным качествам, в которой вы ей отказываете? Благоразумно ли было бы, чтобы она сказала герцогу: «ненавидьте меня» чтобы понравиться моему мужу. Ах, государь, это чересчур требовать от женщины, которой узы Гименея вы делаете такими холодными, такими тяжелыми.
– Но ее обязанности, матушка, ее обязанности! воскликнул Людовик громовым голосом.
– Кто докажет, кто даст повод только подумать, что она забыла их!
– Ее величество говорит основательно, сказал кардинал: – доказательства нет. Я уже заметил вам, государь по совести, что истинная справедливость основывается только на их свидетельстве. Доказательства, продолжал Ришельё с жаром, обнаруживавшим зловещую надежду: – доказательства только одни неопровержимы. Но, прибавил обманщик умоляющим тоном. – Избави Бог, чтобы царствующая королева видела против себя что-нибудь подобное.
– Довольно, матушка, сказал Людовик мрачно: – я желаю, чтобы вы уведомили королеву, что на этот раз я еще буду снисходительным.
– Снисходительным! За какое преступление, сын мой?
– Э, отвечал король: – не раздражайте меня на предмете, на котором мы никогда не можем согласиться: по-моему уже преступно возбудить мои подозрения. И вы можете прибавить, передавая королеве настоящий разговор, что я ни мало не расположен переменять чувства.
С этими словами король бросился в кабинет и с гневом захлопнул двери.
В тот же вечер многие придворные дамы и кавалеры Анны Австрийской были изгнаны с позором. Конюший Пютанж, высказавший такую осторожность, остановившись у входа в беседку; Лапорт, так верно служивший в поддержке любовной корреспонденции, и докладчик королевы, неизвестно как принимавшей участие в амьенских интригах, осуждены на изгнание из Франции. Таким образом, супруга Людовика XIII лишилась всех оставшихся еще у нее верных служителей.
Не без черной мысли кардинал настаивал на доказательствах во время свидания королевы-матери с Людовиком XIII. Графиня Ланной шепнула ему кое-что о наконечниках аксельбанта королевы, врученных фаворитке для передачи, герцогу. Старая интриганка, казалось ей, хорошо заметила футляр в руках герцогини в минуту отъезда последней, но не была в этом уверена, и обещала его эминенции удостоверение по этому поводу. В то время, как она работала, герцогиня Шеврёз, настоятельно-призываемая в Париж королевой, которая умирала от скуки, – поторопилась оставить Лондон, немного сожалея о тех почестях, удовольствиях, а в особенности о любезностях, которыми осыпали ее в этой столице. Просьбы были столь настойчивы, что преданная фаворитка решилась выехать накануне большого празднества, имевшего совершиться в Уиндзоре в честь принятия мужа ее в число кавалеров ордена Подвязки. Многие может быть не знакомы, с культом этого таинственного торжества, поэтому представим здесь его формулу – еще сохранившиеся следы рыцарских учреждений прежнего времени.
Капитул собрался в зале, обитой голубой материей. Кавалеры были одеты в полной форме, состоявшей из малинового бархатного кафтана, короткого в роде греческой туники, сверх которого была накинута широкая мантия фиолетового бархата. На одной стороне мантии изображался белый щит с красным крестом. На голове был род черного тока, украшенного тремя белыми перьями. Кавалеры ордена Подвязки носили плоские шпаги с крестообразным эфесом. На левой ноге повыше колена была пристегнута подвязка черного бархата, на белых атласных панталонах, на которой алмазными буквами был вышит французский девиз. «Honny soit qui mal y peuse» (Да будет тому стыдно, кто дурно подумает об этом)[20].
Весь этот костюм, принятый великолепным двором, сверкал драгоценными камнями; король, жаловавший его кавалерам, делал им таким образом подарок от тридцати до сорока тысяч экю.
После нескольких предварительных мистических приемов, церемониймейстер взял подвязку, подошел к герцогу Шеврез и сказал:
20
Читатели наши не посетуют, если мы скажем здесь несколько слов по этому поводу. Орден Подвязки учрежден Английским королем Эдуардом III, в 1349 в память победы при Креси, где он отдал лозунг слово garter (подвязка). В силу распространившегося всюду предания, графиня Салисбюри, любимица короля, уронила на бале однажды подвязку, и Эдуард, поднял ее; некогда многие придворные засмеялись над этой поспешностью, то он воскликнул: «Honny soit qui maly y pense», прибавив, что те, кто теперь смеются над подвязкою, почтут себя счастливыми носить подобную. Вскоре он учредил новый орден. Во главе его стоит английский государь. Орден имеет только 25 членов, не считая монарха, принцев крови и иностранных государей. В настоящее время костюм и знаки ордена следующие: Голубая бархатная подвязка, на которой вышит серебром девиз «Honny soit qui maly y pense», голубая бархатная мантия, оплечье, и кафтан малинового бархата, черная бархатная шляпа, золотое ожерелье и голубая лента через левое плечо, на которой на тоненьких цепочках висит золотая медаль с изображением св. Георгия.