«Между тем искуснейший лондонский ювелир употребил в это время все свое мастерство, чтобы сделать недостающую пару наконечников, как две капли воды похожих на десять остальных. И вы увидите, любезная герцогиня, что самый опытный глаз не отличит подделки.
«Получив вещь, я посылаю в Париж тайного курьера, который везет мое письмо вместе с футляром. Английские порты будут открыты лишь завтра вечером, и вы таким, образом имеете время сделать все, что подскажут вам ваша мудрость и осторожность, чтобы разрушить измену, которой могли бы благоприятствовать два недостающих наконечника.
«Скажите ее величеству, что никогда без этого случая, угрожающего ее доброму имени, я до могилы не расстался бы с ее подарком, который каждое утро принимал от меня дань искреннего уважения. С этих пор все мое счастье будет заключаться лишь в воспоминаниях, которые, по крайней мере, не покинут моего сердца, пока оно не перестанет биться».
По прочтении этого письма следовали новые восторги, прерываемые вздохами. Герцогиня, как превосходный судья в делах любви, могла и убедиться, что эта радость имела не единственною причиною великодушное поведение Бэкингема, и что тут примешивалась признательность за прошедшее…
Драгоценный футляр, немедленно перенесенный в Лувр, занял свое обычное место в шкатулке, куда королева прятала свои дорогие вещи, после чего Анна и ее фаворитка начали ожидать, с предчувствием победы, момента борьбы с кардиналом.
Госпожа Шеврёз надеялась, что материальное опровержение, которое имел потерпеть Ришельё, разоблачив всю черноту его души, должно было наконец открыть глаза Людовику XIII, и уничтожить кредит первого министра. Но желая ускорить это падение вернее, герцогиня полагала, что в таком решительном обстоятельстве надо было представить любовное письмо, писанное его эминенцией королеве, и таким образом доконать этого страшного противника, уже поверженного на землю. Анна Австрийская заметила, что это значило сжечь свои корабли; что после такого враждебного поступка невозможно никакое примирение между ней и кардиналом и что все ее спокойствие и надежды – ставилась этим страшным ударом на одну карту.
– Но, отвечала с живостью госпожа Шеврёз – это сделает победу несомненной.
– Увы, кто знает, не ошибаешься ли ты, милая Мари, рассчитывая так мало – насколько апатия короля может вытерпеть дерзости со стороны такого человека, как Ришельё!
– Успокойтесь, Ваше величество, я знаю, что думать о ревности: она также безрассудна, как и любовь. Мысль о приятной услуге, которую кардинал надеялся в душе оказать королю при помощи вашей снисходительности, уничтожить в уме государя все заслуги его министра. При том, ваше величество, не можете иметь какого бы то ни было примирения с его эминенцией о времени появления фаворита Карла I… Разгневанный прелат ненавидит вас со всей силой отверженной любви. Ничто в мире не может погасить его ненависти, ничто, исключая уступки, равной уступке, которая, может быть, одна составляет ваше преступление во мнении этого врага. Верьте, он не окажет вам снисхождения, иначе как в то время, когда вы согласитесь на его желания: вам самим судить – существует ли в вашем сердце довольно места для такого позора.
– Скорее тысячи смертей!
– Принесем же в жертву Ришельё, потому что мы держим кинжал у его груди; предстоящий нам случай не повторится более.
Разговор этот еще продолжался, когда звук труб, ржание лошадей и глухой стук колес, под главными воротами Лувра, возвестили о прибытии короля, которого привело в Париж позднее время года. Отказавшись от охоты в обнаженных лесах, просеки которых засыпаны были снегом, он возвратился предаться своим любимым занятиям в городе, т. е. ковать ружья[22], проводить два часа с птицами и для дополнения такого королевского проведения времени заучивать имена своих собак. Таким образом царствовал Людовик Справедливый.
Тысяча молодых вельмож возвращались к своим благородным занятиям при дворе; пышные залы дворца, пустынные в продолжении лучшего времени года должны были наполниться блестящими тунеядцами, у которых служить королю значило – играть в кости, ругаться, ссориться в передних, или еще хуже – пробираться по вечерам к фрейлинам королевы, чтобы на другой день обнаруживать слабости, вызванные ими же самими. В промежутках такой полезной службы, эти дворяне, гордившиеся названием забияк, сорвиголов и хвастунов, наполняли лавки, одержимые хорошенькими и чувствительными купчихами. Мужья последних, как расчетливые торговцы, смотрели, не поморщившись на стаи этих шалопаев, которые расточали перед этими дамами вольные предложения, сопровождаемые нескромными взглядами, а иногда и движениями, и все это в надежде продать дюжину аксельбантов, модный воротник, драхму или две духов.
22
Людовик XIV еще в молодости подарил графу Бриенну корабль, сделанный целиком Людовиком XIII.