Теллье, никогда не живший в дружбе с Фуке, сперва присоединился к Кольберу, чтобы ухудшить положение подсудимого; но, видя быстрое возрождение кредита генерального контролера, военный министр стал действовать заодно с последним. Уверяют даже, что все происходящее в совете относительно Фуке, передается последнему стараниями Теллье. Если так, то он предпочитает мстительность короля зависти к этому государственному человеку, ибо не может не знать, что его величество желает гибели бывшего министра финансов.
В Арсенале начался процесс не только Фуке, но и других чиновников, обвиняемых в качестве участников в приписываемых ему злоупотреблениях. Курвилль преспокойно танцевал в замке Рошфуко Курант, как явился нарочный с королевским указом арестовать его. Наш танцор не ожидал подобного партнера; но мне говорили, что по ходатайству принца Конде он освобожден и обещал войти в соглашение с Кольбером относительно требуемого вознаграждения.
Из чиновников Фуке арестовали некоего Пелиссона, которого посадили в Бастилию. Это очень умный человек, но который странно проводит в тюрьме время: он запасся тысячью булавок, которые каждый день разбрасывает в своей комнате, чтобы потом подобрать до последней, и назавтра начинает то же самое. Иногда презабавные мысли приходят человеку в голову. Решились также арестовать весьма известного писателя. Сент-Эвремона, одного из сторонников Фуке; но будучи предуведомлен вовремя, он бежал в Англию, где Карл II хорошо его принял и назначил ему содержание. Ла-Фонтен, приязнь которого к павшему министру не сделалась, вследствие несчастья последнего, ни менее живой, ни менее выразительной, говорит в его пользу перед всеми, кто только хочет слушать. Напрасно его предупреждают, что подобные похвалы опасны, он отвечает постоянно:
– Нет, нет, никто не может мне вменить моей признательности в преступление, и принудить меня быть неблагодарным… Если меня будут преследовать за то, что я делал и говорил, что должен был делать и говорить: – ну это поведет только к лишнему нравоучению басни[23].
Честного баснописца не будут беспокоить: мщение его продолжалось бы очень долго.
Людовик XIV не сохраняет уже верности к Ла-Валльер; он возвращается к девице Ламот-Гуданкур, которая в прошлом году внушила, ему мимолетную страсть, которая в этот первый раз погасила любовь свою к маркизу Ришльё. Но госпожа Соассон, выискивавшая постоянно случая повредить фаворитке, дала понять девице Гуданкур, что ей было бы не трудно выжить счастливую соперницу и что для этого стоило только снова пококетничать с королем. Действительно Людовик, сердце которого, как выражается госпожа Мотвилль, – «переполнено слабостями человеческими, которые у честных людей считаются счастьем», не замедлил отвечать на предупредительность хорошенькой фрейлины, Двор находился в Лувре, где помещение фрейлин как раз под рукой у короля. Людовик хотел отправиться туда, как делал это перед женитьбой, но теперь вход туда воспрещен строгостью госпожи Новайль. Король сердился, топал ногами, но надобно было подчиниться распоряжению и поискать других средств. Великий любовный совет, состоявший из Пегиллена, Гиша, Варда и Бонтана[24] был созван в королевском кабинете. Пегиллен отлично знал местность; он был знаком со всеми доступами к комнатам фрейлин и объяснил, что единственный возможный путь в данное время был по крыше, а единственный вход через, трубу. Король наивно заявил, что этот новый род любовного путешествия будет для него весьма затруднителен, но что он хочет попытаться. Время назначили в полночь; им казалось бесполезным предупреждать красавиц. В назначенный час великий совет взобрался на кровлю через слуховое окно; дорога была не широка и небезопасна.
– Дайте мне руку, государь, – сказал Пегиллен.
– Хорошо, я здесь, – отвечал король… – Для большей безопасности я сниму башмаки и возьму их в руки.
– Сырость кровли не причинила бы вашему величеству простуды, – заметил внимательный Бонтан.
– А мы напьемся горячего вина, по возвращении в кабинет.
– Теперь, – объявил Гиш, шедший в качестве разведчика: – мы пойдем по аспидным плитам до самой трубы.
24
Камердинер короля, следовавший за ним во всех его любовных приключениях, которого очень любил Людовик. Он впоследствии был версальским губернатором. Бонтан был сын провинциального цирюльника, привезенного в Париж Мазарини.