Как бы то ни было, просьба к королю возымела свое действие: королева, приняв живое участье в положении графа, послала ему… иезуита, отца Ноже, который должен был увещевать и исповедовать его, если это возможно. Я не знаю, до какой степени поручение монаха исполнено, но его кающийся говорить в письме к Бовалльеру: «Иезуит ее величества доставил мне большое удовольствие: он выхлопотал мне бумаги, которой у меня не было, писать к красавице и моим сотоварищам по разгулу. Я ему даже читал отрывки из моих эротических или просто скандальных посланий, и он нашел в них ловкие обороты… Да здравствуют дети Лойолы, готовые на все! Мне хотелось бы заставить их танцевать в придворном балете. Они сумеют пройти по всякой дороге, лишь бы только имели надежду достигнуть».
Расин читал Корнелю трагедию «Александр».
– Пьеса эта, отвечал автор «Горациев»: – показывает в вас большой талант поэтический, но не трагический.
Суждение это было строго вообще, но справедливо в частности. На палэ-ройяльском театре пьеса пала; автор поставил ее на театре Бургундского отеля, и она имела успех. Но люди со вкусом разделяют мнение первых ценителей. На этот раз Расин противоречит себе; я высказала ему это в глаза.
– Вы любите истину любезный поэт, начала я: – а показываете нам Александра таким влюбленным, каким он никогда не был. Припомните, что в продолжение семи лет герой этот посетил всего один раз жену и дочерей Дария, своих пленниц, которые, по истории, были красивейшими женщинами в мире.
– Согласен, отвечал мне трагик: – но ведь мы не македонцы, наша публика понимает любовь по-французски, и в таком виде надобно давать ее. Предложите ей греческую трагедию, весь партер превратится в один громадный зевок.
Расин был прав в этом случае, но тем не менее он сочинил плохую трагедию.
У нас учреждена академия наук, и Артаньян, выскочка офицер, назначен капитан-лейтенантом 2-й роты мушкетеров[53]: вот две важные новости как в городе, так и при дворе. Относительно второго удивляются, что герцог Невер уступил место прежнему караульщику Фуке. Носится молва, что этот вельможа и сестра его Гортензия отправляются странствовать по свету и искать страны, где не могли бы их тревожить ни супружеские права, ни власть парижского парламента. Кто доживет, увидит.
Я видела высокое произведение ума человеческого… я видела «Мизантропа»… Мольер не умрет. И это божественное произведение пало! Необходимо было в течении месяца поддерживать честь французской сцены фарсом, правда прелестным, но все-таки фарсом «Лекарь по неволе». О, публика, публика! до которых пор будет необходимо заставлять тебя глотать разум не иначе как из чаши глупости? Мольер поссорился с Расином, который отбил у него девицу Дюпарк, в начале года, чтобы играть в трагедии «Александр» в Бургундском отеле. Друг трагического поэта, уйдя с первого представления «Мизантропа», зашел к нему и объявил, потирая руки, что пьеса провалилась.
– Ничего не может быть холоднее, – сказал этот господин: – вы можете поверить мне на слово, – я сам был на представлении.
– Я не был, – отвечал Расин: – но не поверю, чтобы Мольер мог написать дурную пьесу. Ступайте назад и присмотритесь внимательнее.
То же самое можно было бы сказать и всему партеру. В этом великолепном произведении есть место, которым Мольер обязан Депрео. Однажды комический поэт старался уговорить сатирика не насмехаться над Шапленом, которого протежирует Кольбер и может отомстить его хулителю.
Что бы вы там ни говорили, друг мой, воскликнул Боало почти гневно: – генеральный контролер может делать все, что ему угодно; но если только король лично не прикажет мне находить стихи Шаплена хорошими, я буду утверждать всегда, что человек, написавший «Девственницу», заслуживает быть повешенным.
Стрела не упала на землю: автор «Мизантропа» воспользовался ею самым удачным образом в сцене, заканчивающей второй акт.
Кто-то недавно старался уверить Монтозье, что Мольер хотел изобразить его в лице Альцеста, и он пошел посмотреть пьесу.
– Я хотел бы походить на такого мизантропа, – сказал он, выходя из театра.
Так уж устроено в нашем мире, что трагическое постоянно следует за комическим. Сегодня читаем в газетах, что страшный пожар истребляет Лондон; он продолжался уже четыре дня при отъезде курьера. В английской столице дома так легки, что пламя успешно делает свое дело. Англичане такой серьезный, такой солидный народ, и чтобы быть последовательными, должны бы и строиться более прочным образом.
53
Некоторые авторы Мемуаров утверждают, что в этой роте мушкетеров служил Ян Собесский, который стал впоследствии польским королем.