«Нам надо готовиться к защите, — говорили они, — а также к мести. Если прольется кровь наших индуистских братьев, мы затопим эту страну кровью мусульман».
В деревне Дукхи мусульман было слишком мало, и они не могли представлять угрозу, но землевладельцы воспользовались случаем, чтобы пробудить в людях враждебные чувства к ним.
«Лучше покончим с мусульманской угрозой раньше, чем сгорим заживо в наших домах. В течение веков они вторгались в наши земли, разрушали наши храмы, захватывали наши богатства», — говорили они.
Мужчины в белых рубашках еще несколько дней вели упорную пропаганду, но так ничего и не добились. Представителей низших каст не тронула их риторика. Они всегда жили в мире с соседями-мусульманами. К тому же им было не до митингов: они еле сводили концы с концами.
Итак, попытка выселить из деревни мусульман с треском провалилась. В конце концов, проклиная жителей за то, что они заодно с предателями, главный из которых Мохандас Карамчанд Ганди, люди из индуистской организации двинулись дальше. Густонаселенные города с магазинами и развитой коммерцией давали им больше шансов на успех; там легче соблюсти анонимность, а слухи и прямой обман находят благодатную почву.
По вечерам Дукхи с друзьями обсуждали эти события у реки. Их сбивали с толку противоречивые сведения о том, что происходит в дальних городах и деревнях.
— Заминдары всегда обращались с нами как со скотом.
— Даже хуже.
— А что, если все правда? Что, если мусульманская орда сметет нашу деревню, как говорили те, что в хаки?
— Мусульмане никогда нас не беспокоили. Так почему начнут теперь? Зачем ссориться с ними из-за каких-то баек?
— Да уж. Неожиданно мы все стали братьями-индусами.
— Мусульмане были нам больше братьями, чем проклятые брахманы и тхакуры.
Но слухи множились: кого-то пырнули ножом на городском базаре, на автобусной станции зарезали садху, небольшой поселок сровняли с землей. В округе нагнетались страсти. Слухи казались правдоподобными, ведь о похожих случаях писали в газетах — поджоги и беспорядки в городах не были редкостью, так же как драки и убийства, зачинщиками которых были обе стороны. А через новую границу в ту и другую сторону шли потоки переселенцев.
Первые убийства произошли в беднейшем районе и быстро охватили весь город — уже на следующий день базар был пустым. Не продавались ни фрукты, ни овощи, молочники тоже носу не показывали, а единственную пекарню, где хозяин был мусульманин, сожгли дотла.
— Хлеб стал дороже золота, — сказал Ашраф. — Какое безумие! Люди жили веками рядом, вместе смеялись и плакали. А теперь убивают друг друга. — В этот день он не работал и часами смотрел из дверей на пустынную улицу, как будто ждал чего-то ужасного.
— Дядя Ашраф, обед готов, — позвал его Нараян по знаку Мумтаз. Муж ничего не ел весь день. Она надеялась, что хоть сейчас он присоединится к ним.
— Я хочу кое-что сказать тебе, Мумтаз. И вам тоже, — повернулся он к Ишвару и Нараяну.
— Пойдем, обед не ждет, позже поговорим, — сказала жена. — Сегодня у нас только дхал[44] и чапати, но поесть тебе надо.
— Я не голоден. Ешь с малышами, — отказался Ашраф, подталкивая к столу четверых детей. Те упирались, чувствуя беспокойство родителей. — И вы, мальчики, садитесь.
— Я старалась, готовила, а мой господин и повелитель даже ни к чему не притронулся, — сказала Мумтаз.
Сейчас обычная жалоба жены показалась Ашрафу издевкой. Он закричал на нее, чего обычно не делал.
— Ну что тебе надо? Не хочу я есть. Привяжешь тарелку к моему животу? Думай хоть иногда, что говоришь. — Двое младших заревели во весь голос. Одна из них опрокинула стакан воды.
— Ну, теперь ты доволен? — сказала презрительно Мумтаз, вытирая со стола. — Думаешь испугать меня своим криком? Так вот, скажу тебе, ты испугал только малышей.
Ашраф обнял плачущих детей.
— Ну хватит. Не надо плакать. Сейчас мы вместе поедим. — Он кормил девочек со своей тарелки и по их требованию иногда клал и себе в рот маленький кусочек. Девочкам понравилась новая игра, и они развеселились.
Обед прошел незаметно, и вскоре Мумтаз взяла кастрюлю и половник, чтобы помыть под краном на улице. Ашраф ее остановил.
— Я хотел поговорить с тобой до обеда, но ты раскричалась.