Кондаков согласно кивнул. Урядник, сопя и кряхтя, достал из кобуры оружие, открыл барабан и высыпал в ладонь четыре патрона.
– Не может быть! Ещё вчера были все семь. Сам проверял, сам заряжал, сам чистил. Святая Варвара! – Он быстро перекрестился и отчего-то посмотрел по сторонам.
Олесов проворно вскочил на ноги, бросился в один угол, в другой, перевернул там лежанку. Стал пинать тряпьё, откидывать в стороны попадавшиеся под руки вещи. Вытащил саблю и начал с яростью кромсать ни в чем не повинные шкуры. Общими усилиями насилу скрутили обезумевшего урядника.
Откинулся полог, и в ярангу вошла вчерашняя старуха. Она улыбнулась во весь свой беззубый рот и протянула Олесову чашку с густым отваром. Тот оттолкнул протянутую посуду, но старуха ловко отпрянула назад и жестом показала, что надо пить, указав рукой на его голову: мол, снимет боль. Урядник демонстративно отвернулся от назойливой врачевательницы. Он сделал вид, что перестал обращать на неё внимание. Старуха молча прошла в дальний угол яранги, засунула себе в рот высушенную оленью жилу и оттуда стала наблюдать за гостями.
– Тьфу ты, – сплюнул Олесов и ещё больше насупился.
– Понравился, однако, – пошутил Кондаков.
– Ничего нелогичного не вижу, – высказался вдруг учитель.
Собравшиеся с интересом обернулись в его сторону. Даже старуха перестала жевать и приготовилась внимательно слушать, хотя вряд ли понимала что-то по-русски.
– Мы попали в яму. Яму, где меняется время. Бояться не надо. Думать надо. Понимать, что случилось. Совпало! Очень многое здесь совпало: и яранга – это макушка земли, и восемь её жердей, восемь! И место это в тундре на изломе чрева земли. И люди – один журливый, другой – дюже нравный. И даже старуха эта тоже здесь неспроста.
– Дык, может, сон это? Обычный сон, – встрепенулся урядник, услышав о старухе.
– Срединный мир на то и срединный, чтобы служить мостом из прошлого в будущее. И обратно. Аллараа дойду, нижняя страна, таит в себе много бед. Здесь солнце и луна щербаты, холод, мрак. Люди и звери бегут от Ледовитого моря, боятся столкнуться с племенами абаасы во главе с Арсан Дуолаем3. А мы супротив общего порядка идём им навстречу. Как тут им не гоношиться?! Одни покинули наш мир, Орто дойду4, и многим это ещё предстоит. Не обязательно здесь, на краю океана. Люди найдут другие мосты: по воздуху, морем, караваном, упряжью, но они будут идти на вечный зов небес и предков. Самые опасные те, кто придёт к нам с верхней страны, с юга. И люди племени Улуутуйар Улуу5 Тойона. Они не родня нам, затаятся, будут ждать своего часа. Долго ждать. Вечность. Час их наступит, как бы мы того не хотели. Пока мы супротив них никто, так, пыль земная, зрители. Нам пора прядать нарты, вперед итить, к Чукочьему морю. Чего сидим?
– Странна твоя речи, учитель. Решить сей ребус трудно в одночасье. Но в одном ты прав – надо торопиться, неровен час, следы заморской шхуны снег укроет, до весны не найдем.
Кондаков резко поднялся, но вдруг пошатнулся и чуть было не упал навзничь, однако был вовремя подхвачен товарищами. Чиновника бережно уложили на шкуры. Лицо его сделалось, как полотно, белым. Он тяжело задышал, впал в беспамятство.
– Старуха виновата. Она порчу навела! – взревел урядник.
– Не трогай её, – остановил Олесова учитель. – Она – белый шаман. Только помогает. Не видишь, силы её покидают, ум как у ребенка. Но без неё мы бы эту ночь не пережили. Скоро она примет воду смерти. И вернётся в этот мир через 290 лет.
– Откуда знаешь?
– Знаю, много живу, вот и знаю.
В углу яранги зашевелилась старуха, как будто поняла, что речь зашла именно о ней. Чукчанка прошаркала кривыми ногами к лежанке Кондакова, дотронулась до его плеча, что-то с закрытыми глазами долго шептала. Из всего, что она говорила у изголовья, путники расслышали только последнее слово, которое шаманка произнесла отчётливо и громко: «Пльыткук»6. Не глядя на застывших, растерянных членов экспедиции, старуха откинула полог и также медленно, как и пришла, удалилась. На груди у Кондакова остался лежать амулет из кусочка нерпичьей кожи в виде рыбы с дырочками-глазами, окрашенной ольховой корой в красный цвет.
Больной пролежал в жару без движения двое суток. На третий день болезнь отступила. Кондаков стал быстро поправляться. Путники дали своему командиру время, чтобы он немного окреп, и поспешили покинуть чукотское стойбище. В толпе провожавших экспедицию старухи не было видно.
4 Призрак шхуны «Алеут»