Диалогичность композиции книги «Ульмская ночь» позволяет Алданову высказываться с разных позиций о разных сторонах жизни Тургенева. Алдановский резонер А. рассуждает о том, что «среди больших людей русского искусства были в немалом числе и люди неверующие», и, ссылаясь на материалы Б. Садовского, говорит об отношении Тургенева к вере: «Тургенев, например, незадолго до смерти, высказал Полонскому мысли, проникнутые самым безнадежным материализмом; он не верил в будущую жизнь, в бессмертие души» [4, т. 6, с. 354]. Отметим, что А. в своей реплике смягчил текст Садовского, переставив слова местами и убрав частицы ни[16]. Однако главное не это, а то, что Алданов использует это свидетельство Садовского, вполне доверяя ему. Вместе с тем даже редактор журнала П. Бартенев счел необходимым сопроводить публикацию деликатным комментарием: «Собранные здесь (из печатных показаний) неприглядные черты, конечно, не должны иметь отношение к словесному дарованию И.С. Тургенева...», а «загадку несоответствий» предложил поискать «в корнях», «в первоначальной обстановке и воспитании писателя»[17].
Алданов показывает, насколько традиционным и «европеизированным» был у Тургенева выбор героев действия: «Классические русские писатели обычно вливали в жилы “людям силы и действия” иностранную кровь. Тургенев выбрал болгарина Инсарова, Гончаров немца Штольца, Чехов немца или шведа фон Корена, Лесков швейцарца Рейнера и поляка Ярошинского. Базаров исключение, да его действие волей судьбы и не началось...» [4, т. 6, с. 371]. Ко всему прочему, и сам Тургенев в числе других писателей был отнесен к умеренным людям, «без малейших признаков бескрайности». Но так сложилось, что даже об этой маленькой детали Алданову пришлось спорить после публикации «Ульмской ночи». Г.В. Адамович, прочитав том философских диалогов, в письме от 17 марта 1954 г. сообщил, что хотел бы исписать всю алдановскую книгу вопросами, и не удержался от того, чтобы не выразить свое несогласие «насчет отсутствия “бескрайности” в русской культуре». В письме к Алданову критик был категоричен: «Конечно, с Вами и за Вами Пушкин, но только он один из “вершин”, п<отому> что Тургенев все-таки не в счет» [7, с. 406]. Однако Алданов в ответном письме от 19 марта 1954 г. настаивал на своем суждении [7, с. 409].
Тургенев «пригодился» Алданову и в дальнейших суждениях: в письме к Адамовичу от 24 ноября 1956 г., иронизируя по поводу мнения Ольги Форш (речь об ударении в фамилии Достоевский на втором слоге), он цитирует сатиру «Послание Белинского к Достоевскому» («Витязь горестной фигуры.») 1846 г. Просодия этого известного стихотворения не позволяет Алданову поверить в версию звучания фамилии, изложенную Ольгой Форш: «Едва ли это верно, — сужу по стиху Тургенева: “Достоевский, юный пыщ”» [7, с. 472]. Эта сатира со строкой «Достоевский, милый пыщ...» [10, т 1, с. 332] написана совместно Некрасовым и Тургеневым [10, т. 1, с. 544]. Алданов же знал его, возможно, по воспоминаниям Я.П. Полонского, на что указывает и эпитет юный, неизвестный в авторизованных списках [6, с. 370].
Алданов упоминал Тургенева не только в критических и публицистических сочинениях и в переписке; тургеневские мотивы, цитаты он использовал и в художественной прозе.
В «Повести о смерти» (1950-1953) Алданов изобразил просвещенного купца, книготорговца Тятеньку, который не только знает иностранные языки и пишет комические стихи, но и пару раз видел Лермонтова, знаком с Тургеневым. Таким образом, тургеневская биография как бы совмещается с жизнью вымышленных персонажей. Тятенька знает Тургенева не как великого писателя, а как талантливого, но весьма дерзкого молодого автора, подающего большие надежды: «... я в Питере познакомился прошлого года с начинающим писателем Тургеневым. С тем, что написал поэму “Поп” ...она нигде не появилась и никогда не появится. Я в списке читал...» [2, с. 64]. Тятенька не только любознательный читатель, он тонкий знаток литературы, например, советует своему другу: «...прочти в первой книге “Современника” его же рассказ “Хорь и Калиныч” Недурно. Так вот, брат, этот самый Тургенев, или он, кажется, Тургенев-Лутовинов, говорил при мне, что все русские писатели совершенно не умеют писать женщин» [2, с. 64]. Такая приближенность к великому писателю делает его образ — почти «домашним»; таким же приемом воспользуется Алданов и в романе «Истоки», познакомив другого вымышленного героя М.Я. Чернякова с Достоевским.
16
Ср.: «Он не верил ни в будущую жизнь, ни в бессмертие души и незадолго до смерти высказывал Полонскому свои мысли, проникнутые самым безнадежным материализмом»
17