…Отец в то время с трудом удовлетворял моим издержкам на уроки музыки и языков…
…Я вступил в службу в канцелярию совета путей сообщения помощником секретаря. Это обстоятельство имело важное влияние на судьбу мою. С одной стороны, я должен был находиться в канцелярии только от 5 до 6 часов в день; работы на дом не давали, дежурства и ответственности не было; следственно все остальное время я мог предаваться любимым моим занятиям, в особенности музыке. С другой стороны, мои отношения по службе доставили мне в короткое время знакомства, весьма полезные в музыкальном отношении.
В течение лета… 1824 года я переехал в дом Фалеева (тоже в Коломне), и вскоре перешел ко мне родственник Александр Иванович Киприянов… человек чрезвычайно умный, образованный и приятный. Видя, с какой неистовою страстью я предавался композиции, он старался отклонить меня от этой, по его мнению, пагубной склонности, уверял, что талант исполнения на фортепьяне и скрипке, кроме собственного удовольствия, действительно может доставить мне приятные и полезные знакомства, а от композиции, говорил он, кроме зависти, досад и огорчений ничего не должно надеяться. Я отчасти изведал справедливость его слов…
Мужской' компании я тогда не любил, предпочитал же общество дам и молодых девиц, коим нравился мой музыкальный талант. Я вскоре убедился в необходимости уметь танцевать, начал учиться у Гольца, занимался с ним около двух лет и дошел… до… па, коим в то время франтили ловкие танцоры.
Около того же времени или несколько позже, не помню, я познакомился с итальянским певцом Belloli и начал у него учиться пению (итальянскому). Голос мой был сиплый, несколько в нос и неопределенный, т. е. ни тенор; ни баритон. Скажу, что, хотя у меня слух был отличный, в первые месяцы от непривычки слушать себя я пел неверно. Беллоли учил хорошо и владел еще голосом'достаточно, так что мог сам петь все, чему учил меня…
Несмотря на частые занятия с Мейером, его объяснения и постоянное глубокое напряжение, с которым я трудился, в сочинении все еще не было толку…
В 1825 году я познакомился с семейством княгини Хованской… Я много играл-в 4 руки, большею частию квартеты Гайдна, симфонии Гайдна, Моцарта и даже некоторые пьесы Бетховена. Они тогда жили в Царском Селе. Я иногда приезжал к ним на несколько дней; мое появление приводило всех в радость, знали, что где я, там скуки не будет. Действительно, я умел в то время (милое время) разнообразно потешать моих знакомых, в особенности удачным исполнением сцен из опер buffa.
Я знал, что Глинка пианист, но я не подозревал, что он и композитор. Вечера кн. Хованской мне это открыли. Ему пришла мысль написать французскую кадриль для этих вечеров.
Скоро музыка была готова, Глинка сделал у себя в квартире пробу… Все мы, приятели Глинки, собрались слушать и были в восторге. В первый после того вечер у Хованских мы поехали туда с каким-то волнением, музыка Глинки нам казалась родною. Вот раздаются первые аккорды: пары устанавливаются; я предупреждаю мою даму, что будет новая отличная музыка контрадан-са, сочиненная молодым композитором. «Да, — сказала дама, — надо послушать». Музыка заиграла, пары задвигались, начались разговоры, и дамы слушали не музыку, а речи своих кавалеров. Музыка прошла незамеченной. Тем не менее Глинка был очень доволен: в первый раз он являлся перед публикой, и мы им гордились…
Я познакомился также с Д. П. Демидовым, дочь которого Елена Дмитриевна считалась по справедливости одною из первых певиц-любительниц столицы. Она владела чрезвычайно могучим контральто, но могла также исполнять и партии сопрано… По всей справедливости, я много обязан музыкальным упражнениям в доме Демидова.
Около этого времени я написал первое allegro сонаты d-moll для фортепьяно с альтом, это сочинение опрятнее других… Adagio написано было позже, а Rondo, которого мотив в русском роде памятен мне до сих пор, я и не принимался писать.
Первая неудачная попытка в сочинении с текстом относится к этому времени. Это был романс… Когда же сочинен мною первый удачный романс Не искушай меня без нужды (слова Баратынского), — не помню, по соображению полагаю, что я написал его около этого времени, т. е. в течение 1825 года.
В конце этого года я встречался иногда с некоторыми из прежних товарищей, один из них упрекал меня за то, что я оставил серьезные занятия, чтобы терять драгоценное время в суетных, как говорил он, забавах. Я помню, что ответил ему в таком смысле, что успею себе и после, а теперь считаю приличным соображаться с наклонностями своими и возрастом. Этот самый товарищ был жертвою своего легкомыслия; — он был приговорен к лишению чинов, дворянства и сослан в Сибирь в 1826-м году.
Так, год за годом, подходит Глинка в своих воспоминаниях к событиям восстания декабристов, свидетелем которых он был, участником которых были «очень знакомые» ему люди.
Он близко знал Рылеева.
Один из главных «мятежников» — издатель «Полярной звезды» А. А. Бестужев был сослуживцем Глинки по совету путей сообщения. Статьями Бестужева зачитывались в начале 20-х годов все, кто думал о народности и самобытности русского искусства, а Глинка, по его словам, тогда уже «много работал на русские темы». Потому, наверное, так близка оказалась Глинке дума Рылеева «Иван Сусанин», в которой Пушкин нашел национальное, русское начало, к которой музыкант Глинка обратился, когда задумал писать русскую оперу.
Гувернер Глинки Кюхельбекер был среди восставших на площади рядом с руководителями. Участниками восстания оказались его друзья по пансиону Степан Палицын и Михаил Глебов. Последний был приговорен к каторге.
О знакомстве Глинки с мятежниками пишет в воспоминаниях граф В. А. Соллогуб: «Глинка еще юношею попал в общество отборной молодежи, частью дорого поплатившейся после бессмысленного возмущения за свой святотатственный патриотизм».
Это было время, когда…революционные стихи Рылеева и Пушкина можно (было) найти в руках у молодых людей, в самых отдаленных областях империи. Нет ни одной благовоспитанной барышни, которая бы не знала их наизусть, ни одного офицера, который не носил бы их в своей полевой сумке, ни одного поповича, который не снял бы с них дюжину копий… Целое поколение подверглось влиянию этой пылкой юношеской пропаганды.
1
Луций Юний Брут — основатель Римской республики, по древнему римскому преданию, возглавивший восстание против последнего римского царя Тарквиния. Рафаэль де Риего-и-Нуньес (1785–1823) — герой испанской революции 1820–1823 годов. Был казнен. Имя его стало символом борьбы за свободу. «Гимн Риего», написанный в честь героя при его жизни, стал в 1931 году государственным гимном Испанской республики.