Несмотря на все рассказанное здесь, у читателя не должно возникнуть представления о совершенно гладком и благополучном пути Дрожжина-поэта. Все обстояло значительно сложнее. Наряду с поддержкой одних существовало ироническое неприятие других: скажем, в романе М. Альбова и К. Баранцевича «Вавилонская башня» (он представляет собой юмористическое повествование об одном из московских литературных кружков конца прошлого века) Дрожжин, выведенный под именем Горшкова, постоянно «сидит в уголку, изнемогает в испарине и беспрестанно кашляет в горсть». [2] Из этих строк явствует несомненная' драматичность существования Дрожжина в «хорошем обществе», в том числе и в литературном, его напряженность и ощущение «чужедомья» вокруг. Конечно, ему были свойственны внутренние сомнения, страсти, живое и сильное страдание (обо всем этом свидетельствуёт, в частности, впервые публикуемое в настоящем издании стихотворение «Поэт и читатель»).. Однако его поэтические произведения далеко не всегда открывают читателю реальный облик автора, его подлинные мысли и волнения.
Какова же художественная природа поэзии Дрожжина?
Большинству стихотворений свойственно парадоксальное сочетание простонародности и эстетизма, развивавшееся и обострявшееся с годами. Поэт, как кажется, не бессознательно или по неумению прибегает в своих произведениях к приемам чужого твор чества (так было у Сурикова), а как бы нарочито предлагает воспринимать написанное в привычном эстетическом ряду поэзии кольцовского направления. В стихах Дрожжина легко различимы элементы принципиальной вторичности, рассчитанной стилизации. К ним относятся и постоянное употребление таких оборотов, как «добрый молодец», «красна девица», «душа-девица», «ретивое», «тоска-кручина» и т. д., и некоторые герои, ритмы, жанры (например, «Думы»), воспринимаемые в стихотворном наследии поэта как откровенные цитаты. Для его поэзии характерны своего рода словесные клише, то есть слова, за которыми нет живого исследования действительности или хотя бы попытки к тому. Поэт не только подхватывает сложившиеся формы специально «поэтической» фразеологии, но и сам создает соответствующие новые фразеологизмы.
В 1913 году в стихотворении «Из мрака к свету» Дрожжин писал:
И в 1919 году он писал снова:
Однако черты подлинного мировосприятия крестьянина-труженика, живое народно-поэтическое чувство нередко пробиваются в стихотворениях Дрожжина сквозь стилизацию и подражательность.
Надо учесть, что сам Дрожжин считал себя «песнетворцем», называл свои стихотворения песнями. И. А. Белоусов рассказывал: «Он не просто записывает свои песни на бумаге, он сначала положит их «на голос», споет их про себя, а потом уже запишет».[1] Дрожжин сам любил и умел петь свои произведения. В 1924 году А. С. Серафимович вписал в памятную книжку поэта: «Сегодня пришел ко мне поэт Дрожжин и пел таким же крепким голосом свои песни, каким певал много лет назад». [1]
В поэтическом наследии Дрожжина есть целые стихотворения (особенно из числа ранних, когда поэт был всего ближе к истинному творчеству) с глубоко достоверным ощущением крестьянских будней и жизни родной природы. Таковы, например, «Летняя ночь в деревне», — «Родина», широко известное начало «Дуняши» («Быстро тучи проносилися...»), высказанные с юмором строки «Домового», песня «Как по травке ветерок...» и другие. Среди стихов Дрожжина встречаются порой строфы или строчки, которые отличаются небанальностью и точностью поэтического языка:
2
М. Альбов и К. Баранцевич, Вавилонская башня (Юмористический роман), М., 1896, с. 311 и др. О том, что Горшков — это Дрожжин, пишет И. А. Белоусов в «Литературной среде» (М., 1928, с. 74).
1
Ив. Белоусов, С. Д. Дрожжин. — В кн.: «Поэт-пахарь Спиридон Дмитриевич Дрожжин и его песни», М., 1924, с. 11.
1
А. С. Серафимович, Сборник неопубликованных произве дений и материалов, М., 1958, с. 530.