Поэзия Дрожжина сформировалась в своих основах в послед ние десятилетия XIX века, задолго до Октябрьской революции. Революцию Дрожжин принял радостно, но решительным образом обновить свое творчество он, естественно, уже не смог.
М. Горький, которого особенно занимала участь русских «писателей-самоучек», в письме А. А. Яблоновскому в январе 1911 года заметил: «Я верю также, что попади Дрожжин в юности в хорошие, любовные руки, из него вышло бы не то, что видим ныне». [2]
Бесспорно, значение деятельности Дрожжина не следует преувеличивать, однако реальная картина истории родной поэзии была бы неполна без этой своеобразной фигуры поэта-крестьянина.
Максим Леонович Леонов, человек младшего поколения (моложе Дрожжина почти на четверть века), был необычайно деяте лен, предприимчив, инициативен, его биография содержит список важных, полезных дел — от издания революционно-пропагандистской литературы до помощи крепнувшему рабочему движению. .
Что же касается его стихотворений, то в них читатель найдет многие черты, уже ставшие атрибутом, неотъемлемым свойством произведений представителей данной поэтической традиции: Леонов передает настроения печали, порожденные в душе крестьянина его трудным житьем («От тоски-злодейки...» и другие); он утверждает значение труда, нравственности, честности, внимания к народным нуждам («Завет крестьянина»); он воссоздает порой реальнейшие черты крестьянского быта и психологии; он слагает песни.
И Дрожжин, и Леонов продолжают традицию противопостав ления города деревне, не внося в этот привычный контраст каких-либо новых оттенков. Дрожжин пишет:
Леонов вторит своему старшему товарищу:
Сохраняя, основные темы, жанры, настроения «поэтов-самоучек», творчество М. Леонова в то же время зачастую красноречивее, нежели стихи Дрожжина, говорит о принципиальном тупике, в который забредала по воле истории поэзия «суриковцев».
В стихах Сурикова и его товарищей по «Рассвету» без особого труда отслаиваются друг от друга подлинное живое «зерно» и внешняя литературная подражательность. У Дрожжина, особенно с годами, возникает отмеченное сочетание простонародности с эстетизмом, своего рода «автостилизация»; она уже может иной раз помешать отделить истинное от деланного, переводит пусть наивную, неумелую, но искреннюю поэзию «самоучки» в другой разряд, как бы превращает ее в стихотворный промысел, вид кустарной крестьянской промышленности.
В стихах М. Леонова стилистическая система, шедшая от Кольцова и оказавшаяся в условиях несколько искусственного отрыва от исторического движения, по сути дела окончательно лишается всякой внутренней основы, переходит, за редким исключением, в более или менее искусную «словесность», словесное ремесло. Она как бы выходит из берегов, становится почти неразличимой, допуская любые единства, смеси, переходы, любые стилистические языковые сочетания. Оттого на страницах стихотворных сборников Леонова Кольцов оттесняется Фофановым, Суриков — Миррой Лохвицкой, а крестьянская песня отступает перед эстрадным романсом: