Словно подтверждая мысли Вивасии, в окне старого дома за железной оградой вздрагивает штора. Белая рука сжимает ткань, и высовывается бледное лицо Джеки Дженкинс: рот перекошен от возмущения внезапным грохотом, поднятым нарушившей покой жителей черной машиной. Джеки – конченая дергательница штор. При каждом шуме, громком или не очень, она сразу же подскакивает к окну.
Вивасия чуть склоняет голову – род приветствия. Джеки хмурится и отпускает штору.
Сойдя с дорожки, Вивасия вступает под кроны деревьев, думая о Джеки и других соседях, которых знает всю жизнь. Сообщество странных аборигенов: Бестилл и Джеки, вдова Рут, Слепая Айрис… Они обитают рядом с теми, кого презирают, хотя продажа земли позволила им остаться в домах, по большей части принадлежавших их семьям на протяжении многих поколений. Все они неплохо нагрели руки, эти землевладельцы, включая Вивасию. «На самом деле мы не отличаемся от тех, кого как будто ненавидим за жадность», – думает она сейчас. У них перед носом помахали фунтовыми купюрами, их банковские счета пополнились, а теперь они столкнулись с реальностью – рядом поселились люди совершенно другой породы.
Находясь где-то посредине или снаружи, в зависимости от того, как на это поглядеть, Вивасия долгие годы присматривалась к обеим точкам зрения. Иногда это забавно. Атмосферу в сообществе за высокой оградой она считает скорее угнетающей. И не стоит корить Роба за уход. Удивительно, что он продержался так долго.
Вивасия давно уже могла бы – ей даже следовало – сбежать отсюда. Она долго-долго тупо ждала. Чего – и сама не знала. Пока не поняла сегодняшним утром.
Вивасия видит: Роб уже у края леса. Волчья Яма осталась позади. Здесь пролегла невидимая граница странного маленького поселения.
Впереди и чуть левее солнце силится пробиться сквозь низкие серые клубящиеся облака – оранжевый шар в серебристой дымке. Удивительный свет, и Вивасия мгновение любуется его сиянием, а потом какое-то движение на периферии поля зрения заставляет ее посмотреть в сторону.
Колодец Девы. Когда-то – источник чистой воды. В засушливом прошлом году он пересох, но теперь, наверное, полон. Он накрыт, никто им не пользуется, ему несколько сот лет. Сейчас это неровный ряд кирпичей, которые больше ушли в землю, чем возвышаются над ней, образуя подобие полукруга в чаще леса.
Солнце нового дня бросает на колодец юные лучи, а пыльца с кукурузного поля мерцает в воздухе крошечными светлячками – оранжевыми, желтыми и коричневыми. Цвета осени в ярком свете раскисшего от воды лета, которое еще и не начиналось.
Но внимание Вивасии привлекли не парящие пылинки. В конце концов, они проплывали у нее перед лицом и, слипаясь в хлопья, оседали на волосах весь сезон дождей.
Что-то… Что-то мелькнуло там. Она видела, хотя, может, ей показалось. Вот только что и раньше, когда стояла у окна.
Некоторое время Вивасия не двигается, глядя, как Роб поднимается на высокий холм, за которым, бывало, исчезал ее муж, ночь за ночью, день за днем.
Приближаясь к вершине, Роб прижимает руку к груди. Вивасия вспоминает то утро, когда он появился здесь впервые. Какое крепкое у него было тело и как он без труда, с тяжелым рюкзаком за плечами, мог подняться на холм и даже не вспотеть.
Здесь на долю Роба выпало слишком много для одинокого мужчины. Старые девы кормили его калорийными кушаньями, оставляя кастрюльки и судки на красных ступенях арендованного им дома. «Степфордские жены»[2] из новеньких пытались противопоставить этим приношениям белковые коктейли и безвкусные семечки, что, вероятно, лишь заставило Роба потянуться к жирной, богатой углеводами пище. Частенько случалось ему распить кружку пива с мистером Бестиллом, позавтракать с дрочилами из гольф-клуба или насладиться мартини в обществе женщин со стройными, точеными, как хрустальный бокал, фигурами.
Вивасия не давала ему ничего. Даже не смотрела в его сторону, хоть он и пытался проявлять вежливый интерес.
На гребне холма Роб останавливается и, уперевшись руками в колени, кашляет, выхаркивая мокроту из-за сигар, которые так любит вдовушка Рут, – маленьких коричневых черут. Вивасия видела, как он брал их у нее, вероятно не смея отказаться, чтобы не показаться грубым, а потом подсел на них.
Возле колодца раздается какой-то шорох. Вивасия выходит из подлеска, и ей уже все равно, видит ее Роб или нет, хотя одновременно она задается вопросом, чтó он увидит, если/когда взглянет на нее.
Вивасия, стараясь дышать ровно, подходит к колодцу и протягивает руки. Они послушно поднимают свои, повторяя движение Вивасии, и вкладывают маленькие ладошки в ее ладони. И в тот же миг мир вокруг вспыхивает яркими красками.
2